И в глубине души таится тот змей, что дремлет в ожидании.
Во тьме, холодной цепью виться, сжимаясь в ком - его старания.
Нет сердца больше в грудной клетке, пустынный зал, где нет гостей,
Лишь на груди кровавой меткой сияет знак поверх костей.
Здесь были чувства... больше нет их.
Была душа... Да, да, была!
Я это помню, хоть здесь пусто, хоть выгорело всё дотла.
Покой могильный был не вечен.
Горел когда-то в доме свет,
И тот портрет, что изувечен,
Скрывает правду долгих лет.
Покрывшись копотью и пылью,
Он над камином всё висит,
Пропитан, словно книга, былью,
Но лишь предательски молчит.
В углях камина ещё тлеет живой, немеркнущий огонь.
Он догорит, всё потускнеет, и в этот зал ворвётся боль.
Нарушит тишину с надрывом вопящей скорбью и тоской,
И унесёт одним порывом тепло, что ты принёс с собой.
И звон разбитых в брызги окон разрежет в клочья эту ночь,
Под грохот водопада стёкол, подобно лезвию, точь в точь.
Столь хрупкий мир былого счастья и образ памяти былой,
Окажется у тьмы во власти, сокрыты амнезии мглой.
Вонзит змея клыки сильнее в комок, который сжат в хвосте,
И пустит яд в него скорее, чтоб тот не бился в тишине.
Чтоб не стучал, не вырывался, не нарушал покой тиши,
И чтоб в сей дом он не старался вернуть тепло живой души.