Мы сидели на дне моего телевизора,
в мои органы капала черная дань,
мне мерещилась радость,
патетика,
гордость,
мне мерещилось то, что позволят продать
и закрыть все три глаза ладонями потными,
и вдохнуть ядовитый огонь-кислород,
мне бы спать на скамейках с людьми беспризорными,
поднимая с колен одичавший народ.
Просыпаться в канавах с разбитой бутылкою
и с таким же помятым нелепым корытом,
мне порвали карманы -
меня ждет челобитная,
человеком, поставленным раком и прытью...
да посадят меня рядом с куклой резиновой,
мы доспехами выткнем ей
руки и ноги,
ее красными, кровью облитыми нитками
мы бы вышили маленький каменный город.
Затрещит через час, заколотится молотом
ее чертово золото-сердце,
и пойдут побираться тем золотом
все,
кого подмели иноверцы,
и метлой помели на обряд лжекоммерции
под ногами, сметая их к божьему черту,
к озверевшим от голода,
города, радости, детства
черным рынкам,
всегда остававшимся
черными.