Вот он лежит под древом,
Под серым небом, серым,
Как будто не берёт его
Ни дождь, ни хлад,
Ни зной, ни жажда и ни глад.
Полуоткрытый рот,
Расстёгнутый живот,
И ноги, руки в беспорядке...
От грязи здесь не разглядеть:
То пальцы у него или культяпки?
Как будто всё достигнуто
И ни чего не хочет,
Устами лишь потрескавшимися
Он что-то там бормочет,
Глаза открыты, но куда они глядят?
Иль в синю даль небес,
В себя, иль наугад?
Старик остался здесь лежать,
А я пустился прочь бежать
Всё дальше, дальше от этих мест,
Опять туда, откуда я пришёл сюда.
Куда бегу и что найду,
На прежние пустоты будней набреду…
И вот средь этой толчеи людской и неуёмной,
Возник в мгновенье ока образ скромный,
Вот тот старик, тот самый, его взгляд,
Его глаза;
и мыслей ряд ушёл,
Тем самым память успокоив,
Когда уставше тело на диван устроив,
Мне стало интересно вспоминать:
Где мог ещё глаза я эти повстречать?
В глубинах детства светлого,
Иль в юных днях искать мне оное,
Или в глазах дней нынешних?
Впотьмах по памяти своей я пробираюсь,
Не нахожу искомого, а только спотыкаюсь,
Перебираю образы, глаза прошедших мимо,
И тех, что злы, и тех, что смотрят мило…
По времени иду, всё дальше удаляюсь,
По жизни в путешествие пускаюсь,
Листаю книгу дней своих – калейдоскоп,
Страницы там то радужны, то мрачные, как гроб.
Но лишь когда в туманные сны детства опускаюсь,
То чувствую потерянное – там,
Лишь в тех краях всем сердцем согреваюсь,
Где внемлю колыбельной – маминым словам.
Давно ушли события тех дней лучистых,
И вдруг как будто молнией мой ум был осенён:
Глазам предстал старинный лик иконописный,
Я под него в яслях был мамой отнесён.
От древней ветхости тот лик был весь облуплен,
Всё стёрло время, но остались те глаза,
Та благость и любовь, и дух мой был подкуплен,
В глубинах памяти остались навсегда.
Но это не случайное ль виденье -
Узреть такое сходство – не абсурд?
Между небесной святостью
и падшим в грязь твореньем,
Как может вечный свет являться там и тут?