Смертельны маки чувственного поля.
С губою окровавленной курсант,
тебе осталось финкой на заборе
убийцы имя тайное кромсать.
Кромсай, убийце это все равно,
она легко взирает сквозь заборы,
а под заборами тяжелый порох,
зарытый ею же не так давно.
Ты полоснешь отчаянно по Л
и упадешь (а потому что падкий)
больнее, чем когда-нибудь болел,
на маковое поле, на лопатки.
И в пекле отупения ропща,
(оно тебе привычно и без пекла)
тарелочку предсмертного борща
попросишь, шевеля губою блеклой.
Но нет борщей на маковых полях,
нет иволги и ласковой березки,
а только мясо мести на углях
и красные сверкающие блестки,
которые не специи к супам,
не звезды долгожданных эполетов,
тебе их огонек не по зубам,
хотя ты из брутальных, из поэтов.
Здесь каждая развилка – лабиринт,
и каждая убийца – Ариадна.
Иди, курсант, и финку убери,
ты надышался маками изрядно.