до него ты был ярче, мальчишкой живым и зрячим, с чистой верой в взаимное, светлое и обоюдное, без томительных ожиданий желанной близости
миллисекундной,
сломленной.
не нащупывая точек пересечения жизней, не обжигаясь, не истязая нервы,
не сотрясая память и по касательной не убивая сонмы млечных сгоревших звёзд,
не колотясь чувствами в такт прокуренным мыслям лбом об бетонное лишь-для-тебя равнодушие
и засыпать с надеждой, что завтра, быть может, всё станет лучше,
определёно лучше.
вот только...
дождь внутри не закончится, сколько его не жги, - он холодным огнём опаляет больные нервы, оставляя желание быть бесконечно первым в его жизни, которая рушится и кричит.
и ты смотришь на них, глотаешь вселенной дым, ощущая, как там, у обоих, у них внутри
пустота, пустота, ничего, кроме пустоты.
и тебе как должно ни черта, ни черта не легче.
на душе твоей выцветшей пепел планетных тел, осколочный шторм, венчаемый по латыни.
вселенский разлом, что тронет холодный скальпель, состряпает шов, запрятав лишь рваный космос,
и пусть Мидорима спасает людей от отчаяния, себя излечить от потери он вряд ли сможет.
август – томительно душный – пронзает сердце, рассыпается пеплом, чтобы опять воскреснуть, когда за тобой, под страшным прицелом мести, всплеском кровавым вдруг гаснет его вселенная - некто-никто, которого ты убил, некто-никто, которого ты ненавидишь,
тот некто-никто, который тебя простил.
весь твой мир - вселенная, смысл, гипербола – сжимает ладони его холодные, вдыхая сквозь боль в поцелуй прощальное, нежное, тёплое, абсолютное.
ты смотришь на них, понимая, что жизнь твоя
всегда в ожидании лучшего, недоступного, как долгое предисловие, антреприза.
и нет ничего, что было бы близко цельным или законченным,
только эскизы. всего лишь одни эскизы.
иглами острыми: сдайся и отпусти.
он никого не сможет вот так полюбить,
но ты всё же надеешься, веришь, что повезёт..
это небо, что передергивает затвор, никого из вас не сумело остановить.