Закутана под плотный саван и скрип кровати, даже хруст!, не помешает процедуре, сосуд испит с годами, пуст. Спустилось к полу одеяло запутанное в простыне, насквозь в промокших жёлтых пятнах лекарств сердечных и моче. Чудовищно лежала, тухла и портя воздух каждый час, не собираясь мир покинуть, да срыгивая через раз. Семидесятилетней, гнусной бабке, трясущейся как клёна лист, пришлось принять судьбы мученья, а раньше дом был светл и чист. Прикована к постели плотно и судно полное дерьма невыносимое неделю: сегодня, завтра и вчера. Врачей почти не вызываю, раз в месяц терапевт придёт, отмою тело, постираю и сымитирую уход. Прикинусь скромною невесткой, а опекаю и лечу изнемождённую инсультом, любимую!, свекровь свою! О!, как она меня достала!, плаксивым стоном по ночам, мыча безвольно и устало, в забвенье что-то бормоча. Я в роли пристальной сиделки кормлю, пою, варю обед, на мне услуги бытовые и выходных обычных нет. А время дорого и жалко и не хочу его терять, в наследство я вступлю, а спешка - мне незачем, придётся ждать. Сынок давно её на небе и смерть такую заслужил, а разговоры о насущном хлебе он никогда не проводил. Годами пил, гулял упорно и матерясь лупил меня, невыносимо, невозможно!, терпеть побои алкаша. Пришлось смириться за квартиру подпаивая каждый день, работая на них и веря, что всё же мой настанет день. Я не вернусь домой в Архангельск, где всё чужое, не моё!, четвёртый год в законном браке приобрела уже жильё. Из общежития поспешно я переехала сюда, старания прошли усердно, грешно, с опаской дух переведя. Уютный дворик на Тишинке окрасил прежнюю Москву, мне резонансно из глубинки обставить комнату свою... Но между нами есть помеха, непросто будет разрешить, с ума сводила ради смеха, а проще было отравить. Грешок конечно не из лёгких и начала свою игру в подсыпке в пищу порошочка и прочую свою стряпню. Недаром ссылки в интернете я ковыряла целый год, окрепла в знаниях умело и обрела коварства ход. И кропотливая работа приносит нужный результат, слегла старуха, видит плохо и мне моргает наугад. Лежит в огромной, ссаной луже, клеёнка выцвела с нужды, а бабка в пролежнях погрязла, гноились явно волдыри. Уткнувшись в полное забвение она мотает головой, впадая в оцепененье после, от процедуры затяжной. Глазами молит о пощаде, искусно выкатив язык , а я наверно смеха ради захлопну пасть!, сквозь гнусный рык. За все те годы отчуждений из злополучного гнезда, терзаний, гадких ощущений, что лишняя была всегда, я поквиталась с умиленьем и заплатила все счета! Отменное её здоровье пошло на убыль и теперь, дряхлело немощное тело приоткрывая смерти дверь. Прекрасно удовлетворенье в смиренной бабке голышом и ясно то определенье, что на дуэли мы вдвоём. Вставлять булавки ей под ногти, хоть гвозди можно забивать!, её ногам давно не больно и продолжают опухать. Купила ящик, подешевле, венки и прочую байду, перед лицом её поставив, внесла суконную фигню. Свечей не будет поминальных, речей не будет благодарных, владея ситуацией, за день проститься и напиться, себя встречать овацией.
Да!, я приезжая исконно и ненавижу тех людей, что держат нас на расстоянье, в чём унижение сильней!