В смирительную втиснут он рубашку,
И мы не видим изможденных рук,
Что извлекали из гитары звук.
Душа его раскрыта нараспашку.
Он связан был, но не заткнули рот
Его на срыве спетых честных песен.
Он знал, по смерти будет он известен,
Уверен был, что песня не умрёт.
Над ним гитары дека, словно нимб...
Нет, не был он святым. Его же слово свято.
И он достоин святости солдата,
Так искренне воссозданного им.