Он поет почти на срыве,
И люди смеются.
Люди часто стоят молча,
Пока вокалист у обрыва.
Люди часто не примечают,
Что возраст - простая порча.
И мальчишка морщит лоб,
Кривит в крике губы,
Словно готовит себе гроб,
Будто делает на запястьях срубы.
Он машет ушами так часто,
Как чаще срывается болью,
Мало кто знал, кто замечает
Что взмах головы его разом,
(Знак отчаянного отказа)
Что, держась, не исчезает
Он, и жажда его внутри
Взмахом головы
Держаться при -
-себе, один, мы.
И лицо у него в страданиях
Испачкано до морщин,
Ему больно петь, и мало кто
Замечает в голосе хрип.
Он с горечью и пустотой
Повторяет слова убитого поэта,
Он держиться один, держиться собой:
Зимняя грань заменяет плешивость лета.
Люди сетуют на слабость его,
на молодость
Грустную и сухую,
На скрытность его простую,
Честность на вывихах
Слишком крутую,
Оттого и бьющую
В сознанье сущее.
Но когда споет он с безумием
Обид и потухших страстей,
Ваша жизнь не то, что угрюмее,
То нальется под истинный цвет.
Любимый его поэт повесился
через год,
И забыл про него покоянный народ.
Но поет где-то там на срыве
Строки его простые
Мальчишка, чья нота так проста
С повешенным голосом мудреца.
Ход эпох наших чувств неразрывен.