ВРЕДНОЕ УВЛЕЧЕНИЕ
(рассказ)
Вообще-то, я этот рассказ уже поместил на сайте "Проза.ру".
Но теперь решил поместить на своей странице на сайте "Стихи.ру",хотя в этом
рассказе не так уж и много самих стихов. Однако рассказ про героя, болеющего
поэзией на протяжении многих лет и о том, как окружающее этого героя общество
помогает ему бороться с рецидивами этой болезни. Болезнь же эта оказалась хронической. Она то затихает, то снова проявляется до следующей попытки излечения окружающим героя обществом.
Рассказ написан в 2009 г.
- 1 -
Наступила уже осень последнего года второго тысячелетия. Некоторые средства массовой информации предвещали в этом году различные катаклизмы, но в небольшом областном центре жизнь протекала спокойно. Она также протекала спокойно в одном из государственных вузов этого города, где уже пятый год трудился Элпедифор Коминтернович Блинов. В этом вузе он быстро получил звание доцента, так как пришёл на преподавательскую работу, имея за плечами богатый опыт работы в отраслевом институте, научные труды и степень кандидата технических наук. Возможно, он никогда бы не решился уйти со своего прежнего места работы, если бы не плачевное финансовое положение отраслевого НИИ после перехода страны на рыночные экономические отношения. Помаявшись по три – четыре месяца без зарплаты, он, не без некоторых сомнений, решился на смену своей профессиональной деятельности. Тогда некоторые из его бывших сотрудников говорили, по мнению Элпедифора совершенно искренне:
- Там рутина заест, а здесь ты свободный художник. Получил задание на проект, а потом сам хозяин во всех нюансах работы – воплощай, изменяй, фантазируй. Тебе только требования этого проекта и сроки его завершения надо обеспечить, а во всём остальном ты здесь – вольный казак.
Ну, может быть, художник – не художник, казак – не казак, а вот на роль местного поэта на родном предприятии его судьба давно определила. Как это получилось, Элпедифор и сам не смог бы толком ответить.
Теперь, вот, по прошествии многих лет, он вспоминал, как такое случилось. А случилось такое, вероятно, не в раз.
Если в лаборатории, где он работал ведущим инженером, кто-то встречал свой день рождения, то почему-то его просили написать от имени коллектива поздравление. Своим Элпедифор никогда не отказывал. Рифма для него с детства соседствовала с праздником, с новогодней ёлкой, с подарками, и Элпедифор старался писать поздравления стихами. В свои поздравительные стихи он обязательно включал имя, какие-то свершения или достижения, а также достоинства виновника торжества. Конечно, на сочинение подобного опуса требовалось время, иногда гораздо большее, чем на решение кроссворда или головоломки, в виде шахматной композиции, но что не сделаешь ради друзей.
Обычно, согласно субординации, виновника торжества вначале поздравлял начальник. Он произносил перед коллективом какую-нибудь избитую, но подходящую для такого случая фразу и, порой, вручал почётную грамоту юбиляру. Но сотрудники в большей мере ждали, когда слово возьмёт Элпедифор. По крайней мере, его выступления не были шаблонными.
- Уж не поэт ли я? – иногда спрашивал себя Элпедифор Коминтернович.
- Не возносись, - говорил его внутренний голос.
- Поэт – это не тот, который сумел поздравление стихами написать, или срифмовать «любовь - морковь».
- Да, конечно, - соглашался со своим внутренним голосом Элпедифор Коминтернович Блинов.
- Поэты публикуют свои стихи в солидных изданиях. Да, и разве станешь настоящим поэтом с такой фамилией? Вот, если бы иметь фамилию, скажем, не Блинов, а, например, Рубальский или, предположим, Вестник, тогда другое дело. А имя и отчество? Тоже, вроде бы, какие-то у меня сомнительные.
С другой стороны, его вполне устраивали и имя, и фамилия, и отчество. В них чувствовалось какая-то незримая связь поколений и собственные этнические корни. По этому поводу он думал, что его предки были очень прогрессивными людьми для своего времени. Конечно, в детстве, как и у всякого нормального российского пацана, у него была кличка. Но кличка была совсем простой и знакомой, как собственная фамилия.
- Блин, пойдёшь играть в клёк? – звали его ребята.
- Может, лучше в чушки сыграем? – говорил он.
Были когда-то на его улице подобные игры. Что касается игры «чушки», то эта игра подобна спортивной игре «городки».
Ещё в школе Элпедифор Коминтернович усвоил, что главным методом советской литературы является художественный реализм.
- Что проще? – казалось ему.
- Применяй этот метод, наблюдай за реальной жизнью и художественно обрабатывай свои наблюдения – вот и готово литературное произведение.
Как-то жена заглянула в толстый блокнот Элпедифора, который лежал у него на столе, и прочитала начало, не много не мало, а поэмы:
«Раз пошёл, с дураков,
Секретарь Куликов
Пострелять куликов, поохотиться,
А навстречу ему
Харя, в пьяном дыму,
Из кустов похмелиться торопится…
- Что ж ты, леший лесной,
Прёшь навстречу стеной?
Иль не чувствуешь чина высокого?..."
Далее между реальными героями, согласно тексту поэмы, завязывается вполне реальная беседа. Был ведь в то время, совсем реально, такой первый секретарь обкома КПСС, который также, как Леонид Ильич Брежнев, очень уважал охоту.
- Эля, - сказала жена – она так называла Элпедифора.
- Тебе что, в места не столь удалённые захотелось? А детей кто кормить будет?
Постепенно мелких неприятностей из-за своих писательских увлечений у Элпедифора Коминтерновича накапливалось всё больше.
Впрочем, для себя, писательские упражнения он в то время считал полезной зарядкой, которая тренировала мышление и отвлекала от никак не решаемых научных проблем. Порой, после подобной зарядки, а, возможно, и разрядки, действительно приходили свежие инженерные мысли.
- 2 -
Он хорошо запомнил, что тогда случилось следующее. В его отделе успешно были проведены испытания опытного образца нового изделия. Элпедифору Коминтерновичу оставалось доработать комплект конструкторской документации. Все сотрудники лаборатории уже обсуждали премию, обещанную им руководством по окончании опытно-конструкторской работы.
- Элпедифора Коминтерновича к зам.главного инженера, - послышалось из-за стойки с измерительными приборами.
Элпедифор встрепенулся.
- Что за напасть? – подумал он, оторвавшись от корректировки технического паспорта.
- Вроде бы, ко мне претензий не было. Всё в срок выполнил.
Через минуту он уже шёл по длиннющему коридору, минуя двери с вывесками обладателей кабинетов.
- А, Блинов, проходи, приветливо кивнул ему зам.главного инженера, когда Элпедифор нерешительно приоткрыл дверь его кабинета. Хозяин кабинета был не один. Рядом с ним сидел начальник отдела, в котором работал Элпедифор Коминтернович. Они что-то заинтересованно обсуждали.
- Понимаешь, - начал с некоторой осторожностью говорить начальник отдела, - мы решили доверить тебе ответственное и необычное задание. Скоро Николаю Васильевичу Тамбовцеву, нашему главному инженеру, исполняется шестьдесят лет. Очень большой юбилей.
- Так вот, - продолжал он, - надо сочинить хороший текст поздравления к этой дате. Если справишься, то можешь рассчитывать на повышенную премию.
- Ну, как? Согласен? – глядя на Элпедифора в упор, спросил зам.главного инженера.
- Вы имеете в виду, чтобы я это написал стихами? – переспросил Элпедифор.
- Ну, конечно, а то зачем бы мы тебя вызывали, - подтвердил начальник отдела.
- Это будет более торжественно.
- Но, что я о нём напишу, - спросил в замешательстве Элпедифор, - если я его знаю только как своего большого начальника? В стихах нюансы большое значение имеют.
- Иван Иванович, - обратился зам.главного инженера к начальнику отдела, - принеси ему личное дело Тамбовцева, и пускай работает. К концу недели мне доложите, что по этому вопросу сделано.
Личное дело главного инженера пестрело значительными фактами из его биографии, которые были тесно сопряжены с эпохальными событиями страны. Николай Васильевич Тамбовцев, 1925 года рождения, в восемнадцать лет прошёл ускоренные курсы красных командиров, а затем отправлен на фронт. Уже в 1943 году он командовал артиллерийским расчётом. Далее в личном деле говорилось, что он за храбрость и отвагу заслужил орден красной звезды, медаль за отвагу и другие военные награды. Было отмечено, что в конце войны он командовал ротой, а закончил войну в чине капитана.
- Да, - почтительно подумал Элпедифор, - всего двадцать лет, и уже геройский капитан.
Далее отмечались его трудовые свершения, рост по служебной лестницы, награды за достойный труд. Это личное дело настолько впечатлило Элпедифора, что в душе ему стало неуютно и даже как-то тоскливо.
- Не было печали – черти накачали, - грустил он, но отказать своему начальству не решился.
По вечерам, когда дети и жена укладывались спать, он пристраивался на кухне и, поглядывая на листок бумаги с данными из досье главного инженера, пытался как-то их обыграть в стихотворной форме.
Вымучив пару или тройку куплетов типа:
«Он с пути не свернёт своего,
Он, Тамбовцев, родине верен.
И она также ценит его,
Не обходит своим доверием», -
Элпедифор Коминтернович с тяжёлой головой шёл спать, чтобы назавтра вскочить чуть свет по будильнику и бежать на работу с тяжёлой от недосыпания головой. В те дни работа у него совсем не клеилась. Он долго возился с техническим паспортом и всё никак не мог его окончательно отредактировать.
- 3 -
Но вот, однажды, у него появилась стоящая мысль.
- Надо переделать подходящий фрагмент какой-нибудь замечательной поэмы, какого-нибудь известного автора, - подумал он.
Элпедифор раздобыл томик произведений Александра Твардовского, а потом долго в нём рылся, пытаясь в поэмах «Василий Тёркин» и «За далью даль» найти подходящий для переделки фрагмент.
- Вот, может быть это? – впивался он своим цепким, хотя и близоруким взглядом:
«По дороге прифронтовой,
Подпоясан, как в строю,
Шёл боец в шинели новой,
Догонял свой полк стрелковый,
Роту первую свою».
- А, что ж это он, идёт по дороге один и поясной ремень-то не отпустит? – искренне удивлялся Элпедифор.
При этом ему вспоминалось, как он сам стоит в строю.
- Смирно! – командует старшина его роты. Его острые глаза буквально рыщут вдоль строя. На какое-то мгновение его взгляд останавливается на Элпедифоре. Старшина Иванников подходит к нему, берётся левой рукой за медную бляху, украшающую солдатский ремень Блинова, и пытается оттянуть её от живота Элпедифора как можно дальше. Потом он тычет пальцы своей правой руки ему в живот, пытаясь их просунуть между ремнём и его гимнастёркой. Элпедифор в это мгновение, стиснув зубы, напрягает свой живот.
Но старшину на мякине не проведёшь.
- Выдохнуть! – командует он.
- Блин, я сказал выдохнуть, - повторно обращается старшина к Блинову.
Пальцы правой руки старшины оказываются между солдатским ремнём и животом Элпедифора.
- Один наряд вне очереди!
- Есть, один наряд вне очереди! - покорно соглашается Элпедифор, вытягиваясь по швам.
Элпедифор Коминтернович снова пытается определить, как ему можно было бы трансформировать классику, но в его голову опять лезут ненужные вопросы.
- А что ж он, не новобранец, а в новой шинели? В госпитале выдали?
Так и не смог Элпедифор подобрать тогда ни одного подходящего фрагмента из поэм Твардовского. Почему-то никак не вписывались они в юбилей его главного инженера. Всё же, изрядно помучившись, ему удалось вставить некоторые факты биографии главного инженера Тамбовцева в своё сочинение.
В конце недели ему снова позвонили и попросили прийти в начальственный кабинет.
- Ну, что насочинял? Показывай, - сразу потребовал зам.главного инженера.
- Можно, я зачитаю, - попросил Элпедифор, опасаясь, что если будет читать сам начальник, то не «въедет» в ритм стиха или не там расставит паузы.
- Валяй, - ответил тот, пристально посматривая на Блинова.
Стараясь не запинаться, Элпедифор, будто со сцены, стал декламировать написанный им на двух страницах рукописный текст. Закончив, он перевёл дыхание и вопросительно посмотрел на заместителя главного инженера.
Тот долго сидел молча, будто никак не мог определиться с оценкой только что прочитанного подчиненным сотрудником. Когда уже Элпедифору стало казаться, что он провалил ответственное задание, зам.главного инженера произнёс:
- В целом, кажется, неплохо. Но ты многое упустил. Надо обязательно включить в текст, что Николай Васильевич стал в конце войны коммунистом, что он получил ранение при форсировании Днепра, что он стоял у истоков нашего предприятия, что под его руководством были внедрены такие наши изделия, как «Ишим» и «Ангара».
Элпедифор Коминтернович Блинов обречённо смотрел на зам.главного инженера и молчал.
- В общем, давай, дорабатывай. Время у нас ещё есть. В середине следующей недели сам зайди ко мне, обсудим, - закончил тот.
Вечером, за ужином, жена, посмотрев на Элпедифора, сказала:
- Ты какой-то смурной сегодня?
А, когда тому пришлось объяснить в чём дело, то добавила:
- Говорила тебе. Оставь свои «штучки-дрючки». Сам заварил – сам теперь и расхлёбывай.
На следующее прочтение поздравительного сочинения Элпедифор отправился в назначенный день, не дожидаясь звонка по телефону.
Чтобы попасть в кабинет зам.главного инженера, надо было из коридора сначала преодолеть небольшую пустую комнату, напоминающую предбанник русской деревенской бани. Он осторожно зашёл в этот «предбанник» и остановился, собираясь при этом с мыслями. Из приоткрытой двери кабинета зам.главного инженера ему послышалось:
- Да, да… Конечно… Готовим приветствие в именную папку, - говорил кому-то по телефону зам.главного инженера.
- Как будет?.. Торжественно будет… Стихами.
Наступила пауза. Элпедифор замер у двери, стараясь не дышать.
- Получается? Думаю, да… Тут у меня рифмоплёт один есть… Разумеется, я всё проверяю… За этими сочинителями глаз, да глаз нужен, а то такого наплетут…
Дальше Элпедифор Коминтернович не стал слушать. Он попятился назад и вышел в коридор. Потом он прошёл в курилку при туалете, достал из кармана исправленный вариант поздравительной поэмы, порвал его на мелкие клочки и выбросил в урну с окурками. Затем, переведя дух, он с пустыми руками пошёл к кабинету зам.главного инженера.
Когда Элпедифор открыл дверь кабинета, то телефонная трубка уже лежала на аппарате, а сам хозяин кабинета, бесцеремонно посмотрев на него, сразу потребовал:
- Читай и помни – как будто ты находишься в актовом зале.
Он сделал минутную паузу, а потом добавил:
- Разумеется, там будет зачитывать кто-то другой.
- А я ничего не написал, - ответил Элпедифор Коминтернович, глядя прямо в глаза изумлённому зам.главного инженера.
- И, вообще, я поздравлений к юбилеям не сочиняю, - тихо, но внятно произнёс Блинов.
- Блин, ты об этом ещё пожалеешь, - в сердцах вырвалось у зам.главного инженера.
Тот день, когда на предприятии выдавали премию, для сотрудников был праздником. Администрация это учитывала и старалась премию подытожить к какому-либо советскому празднику. На повышенный процент премии для отдела, где работал Блинов, повлияла и тема, успешно принятая комиссией накануне. Элпедифор Коминтернович Блинов считался одним из основных её разработчиков.
Без премии в отделе остались те, кто в текущем квартале совершил производственные нарушения. В их числе оказался и Блинов Э.К.
- 4 -
После этого случая Элпедифор надолго прекратил свои упражнения в области литературного сочинительства и с головой ушёл в работу над кандидатской диссертацией.
Прошло много лет. За это время тяга к сочинительству у Элпедифора Коминтерновича то возникала – тогда он писал в «стол», то пропадала. А, вообще-то он полагал, что для него это занятие, как для кого-то собирание марок или, например, монет.
- Ну, есть такая болезнь у человека, которая для окружающих не заразна, - рассуждал иногда он.
К концу второго тысячелетия Элпедифору Коминтерновичу было уже за пятьдесят. К этому времени он уже несколько лет проработал в должности доцента государственного образовательного учреждения. В целом, преподавательская работа его устраивала. Устраивал режим работы, а зарплата, хотя и была небольшой, но выплачивалась в срок. А, вот, в личной жизни Элпедифору везло меньше. Он остался вдовцом, а двое уже взрослых его сыновей в это время ещё были у него на попечении. Старший сын, закончив год назад институт, недавно женился, и его свадьба полностью подчистила небольшие финансовые сбережения Элпедифора Коминтерновича. Младший сын в это время только-только закончил школу.
Заведующего его кафедрой звали Юрий Андреевич Брагин. Статный, высокого роста, бывший спортсмен Брагин пользовался в вузе заслуженным уважением. В это время он также занимал должность декана факультета. Юрий Андреевич являл собой образец руководителя, для которого даже внеплановые мероприятия кафедры должны были служить успешному выполнению плановой работы.
В день рождения или юбилей преподавателя кафедры, в одном из кабинетов, относящихся к кафедре Брагина, накрывали на стол. Когда все сотрудники кафедры оказывались в сборе, то поднимался Юрий Андреевич и начинал речь с анализа последних достижений кафедры, периодически переключаясь на проблемы кафедры, института и, в целом, всего образования. Иногда его речь затягивалась настолько, что перерастала в политинформационный час. Собравшиеся за столом сотрудники терпеливо его слушали, поглядывая голодными глазами на приготовленные по случаю торжества закуски. Отыграв роль замполита полка, Юрий Андреевич переходил к торжественной части. Он поздравлял виновника торжества, и только тут все облегчённо вздыхали, спеша как можно быстрее подцепить что-то из вожделенной закуски на свои вилки и ложки. Выпив по чуть-чуть после первого тоста, народ за столом оживал, но ещё оставался сосредоточенным. Все снова ждали команды Юрия Андреевича, как оркестр, ожидающий взмаха дирижёрской палочки.
- Кто хочет взять слово? – иногда спрашивал Юрий Андреевич своих сотрудников, собравшихся за праздничным столом.
Но иногда он говорил так:
- Слово хочет взять доцент…
После очередной речи-тоста Брагин поднимал следующего сотрудника, давая проявить тому своё красноречие. Такой порядок произнесения праздничных речей и тостов долгое время существовал на небольшой кафедре, возглавляемой деканом. Поэтому никто за столом не стремился выпить лишнего, так как каждый знал свою меру и то, что от него ждут внятной речи.
Всё это уже было хорошо известно Элпедифору. Загвоздка была в том, что в этот раз юбиляром был сам Юрий Андреевич.
- Не станет же он требовать от сотрудников поздравлять себя, - пытался оценить обстановку Элпедифор Коминтернович.
- Ладно, - решил он, - главное – это подготовить поздравление.
Тут Элпедифор решился вспомнить свой прошлый опыт. Может быть, и зря он это сделал, но рассудительной жены, к его сожалению, рядом не было, и никто его в этот раз не остерёг. Потратив пару вечеров своего личного времени, он написал стихами вереницу законченных фраз в честь своего уважаемого начальника, которые, как тогда показалось Элпедифору, как нельзя лучше выражают его отношение к своему декану.
На юбилей декана и зав.кафедрой
Юрия Андреевича Брагина (рост под 190 см)
Мне бы Брагиным родиться –
Можно было б веселиться.
* * * * *
Он выше всех на кафедре своей:
Не дотянусь на цыпочках ей-ей.
* * * * *
Кто всех рассудит, разведёт,
Пообещав, не подведёт,
Хоть не работает он магом?
Всё тот же Брагин, Брагин, Брагин.
* * * * *
Моя печаль, моя забота
Не возвышает меня что-то…
И душу гложет мне червяк:
«Не стать мне Брагиным никак».
* * * * *
Есть деканы грубые,
Мягкие… Есть шкурные…
Наш же тем декан хорош,
Что на прочих не похож.
* * * * *
Я бы с Брагина хотел
В жизни брать во всём пример…
Но Бог не дал мне манер,
Чтобы брать такой пример.
* * * * *
Юрий Андреевич Брагин
Будто устойчивый бакен…
Наш кафедральный катер
Он направляет в фарватер,
Сесть, не давая на мель…
Вот его главная цель!
* * * * *
Юрию Андреичу
Надо б как царевичу
Торт огромный преподнесть,
Чтоб его неделю есть,
Или скатерть-самобранку,
Иль машину-иностранку…
Всё равно любой подарок
По делам-то будет жалок.
- 5 -
Может кто-то рассудит, будто в этих стихах неприкрытая лесть. Ну и зря. По крайней мере, Элпедифор знал, что не любому своему начальнику он мог бы так написать, даже на его юбилей.
Этот день выдался действительно праздничным для всего вуза, и дело было не только в юбилее уважаемого декана. После длинного, летнего отпуска сотрудникам института в первый раз выдавали зарплату. Причем, в этот раз она была с каким-то прибавочным коэффициентом. Денег всегда не хватает, а Элпедифору, после женитьбы старшего сына на студентке, не хватало особенно.
Получив зарплату, он завернул деньги в прозрачный полиэтиленовый пакет и засунул этот пакет в свой чёрный, поношенный дипломат.
Юбиляра в этот раз чествовали в банкетном зале столовой. Казалось, огромный стол не вместит всех приглашённых гостей. Присутствовали здесь не только сотрудники кафедры.
- Ба, столько незнакомых мне лиц, - с тревогой отметил для себя Элпедифор, - а я в приготовленных стихах личного коснулся.
На юбилейном банкете в этот раз присутствовало всё руководство института, включая ректора, а также были руководители других организаций. Блинов сидел за юбилейным столом в кругу сотрудников своей кафедры и растерянно разглядывал окружающих. Приготовленный им текст выступления будто бы раскалил внутренний карман его пиджака.
Первым произнёс поздравительную речь ректор института. Это была речь настоящего трибуна. Он – бывший комсомольский лидер и партийный функционер, умел и любил красиво говорить.
После такой речи Элпедифору стало и вовсе неуютно на этом празднике жизни. Окружающие его люди, с радостными и счастливыми лицами поднимали бокалы с шампанским. Элпедифор замешкался, а потом, спохватившись, вдруг налил себе рюмку водки. После рюмки водки ему немного полегчало. Затем приветственные речи и тосты пошли согласно субординации выступающих: слово взял первый проректор, потом бывший ректор, потом проректор соседнего вуза, потом … Доцент Блинов продолжал наливать водку. Мешать её с вином он просто боялся, да и не думал Элпедифор, что юбилей его шефа пойдёт с таким размахом. Заготовленный им текст поздравления продолжал нагревать внутренний карман его пиджака. Однако, он уже ощутил на практике, что если глотнуть водочки при очередном тосте, то жжение в области сердца значительно притупляется. Не видя конца – края очереди выступающих, он уже собирался удалиться по-английски, не прощаясь ни с кем, но потом передумал.
- Это может обидеть коллег и самого шефа. Надо всё-таки произнести заготовленную речь, а потом смываться, - решил, всё ещё здраво мыслящий, Элпедифор.
Наконец, в выступлениях поздравляющих декана с юбилеем, образовалась пауза.
- Вот мой момент, - будто прострелило в мозгу Элпедифора.
Он поднялся со своего места и произнес громко и членораздельно:
- Разрешите мне поздравить с юбилеем своего заведующего кафедрой, Юрия Андреевича Брагина!
Когда он произносил эти слова, то ощущал себя в том удивительном состоянии, когда человек уже не перед кем не робеет и никого не стесняется. На какое-то мгновение Элпедифор почувствовал себя здесь главным. Ему даже показалось, что вокруг него привычная студенческая публика, а сам он стоит в знакомой аудитории и читает хорошо проработанную лекцию.
Закончил он своё поздравление словами:
- Нальём же и выпьем за здравие достойнейшего из достойных!
Все вокруг захлопали, а внутренний голос Элпедифора, неожиданно проснувшись, почему-то запротестовал: «Вот этого, последнего, тебе уже не нужно делать».
- Да, ладно, тебе, - отмахнулся Элпедифор и выпил.
- Сейчас пойдём домой.
Тут громко заиграла музыка. Уставшие от тостов гости юбиляра повскакали с мест. Вышел из-за стола и Элпедифор Коминтернович. Его уже слегка пошатывало. В танце закружились вокруг пары. Всё ещё гордый за свою удачную декламацию, Элпедифор схватил за руку оказавшуюся на его пути даму, пытаясь привлечь её к танцу. Но та почему-то его бесцеремонно и резко оттолкнула, а он при этом чуть ли не полностью потерял равновесие и с трудом удержался на ногах.
- Что-то ты сегодня слишком пьян, - изрёк его внутренний голос.
- Да, надо домой… Дело сделано, теперь домой.
Ни с кем не прощаясь, Элпедифор Коминтернович нетвёрдой походкой зашёл к себе на кафедру, взял там свой старенький дипломат и, картинно отдав честь вахтёру, вышел из института.
На улице уже горели фонари, но было ещё не так поздно, и вокруг сновали люди. Протиснувшись в троллейбус, он вцепился в верхний поручень, пытаясь намертво зафиксировать своё вертикальное состояние. Когда же рядом с ним освободилось место, Элпедифор с радостью на него уселся, положил дипломат на колени и мгновенно задремал то ли от качки троллейбуса, то ли от пережитого на юбилее напряжения, то ли от действия выпитого алкоголя.
- 6 -
Троллейбус неспешно продолжал свой путь, а Элпедифору снился сон – будто он стоит на пороге своей квартиры, и его встречает жена.
- Эля, ты что это так напился? – говорит она ему и трогает его за плечо.
- Ведь ты же почти не пьёшь.
- Ты умерла, а мне-то каково одному с нашими ребятами? Вот и нажрался, - бубнит он в ответ.
- Прости меня, Эля, что так получилось, - говорит жена и сильнее надавливает на его плечо.
Тут Элпедифор очнулся. Рядом с ним стояла кондуктор троллейбуса и трясла его за плечо.
- Мужчина, где Вам выходить? – услышал Элпедифор её зычный голос.
- Да, да…, мне на Ульяновской, - выговорил он, с трудом преодолев эффект заторможенности сознания, а потом резко поднялся со своего места.
Его дипломат при этом упал на пол троллейбуса, раскрылся, и оттуда выпал прозрачный пакет с деньгами. Некоторые купюры вылетели из пакета, и сердобольные пассажиры стали ему помогать укладывать рассыпанное.
- «Ульяновская» через одну остановку, - снова раздался над головой Элпедифора зычный голос кондуктора.
Троллейбус приближался к окраине города. Пассажиров в троллейбусе становилось всё меньше, а уличные фонари уже располагались не так часто и освещали улицу гораздо слабее, чем в центре.
- Ульяновская! – будто выстрелила кондуктор.
Элпедифор Коминтернович вышел покачиваясь из троллейбуса, держа в одной руке свой дипломат. Ощущение у него было такое, как после продолжительного плавания в семи бальный шторм. Остановка «Ульяновская» была на проспекте последней. Собственно, на ней заканчивался и сам проспект, и место это было не особенно людным.
Чтобы попасть к себе домой от этой остановки, Элпедифору Коминтерновичу надо было пересечь проспект. До пешеходного перехода было не более ста метров, но Элпедифор решил перейти улицу прямо от остановки. Оглядевшись по сторонам и не увидев близко машин, он стал пересекать проспект. Хотя его походка оставалась по-прежнему не твёрдой, но курс он держал уверенно, и не только потому, что как свои пять пальцев знал эту территорию, но также потому, что в нем ещё жило ощущение выполненного долга по отношению к достойному юбиляру, Брагину.
Он уже совсем пересёк проспект, как вдруг перед ним выросли две фигуры в милицейской форме.
- Ваши документы! – скомандовал один из милиционеров, обращаясь к Элпедифору Коминтерновичу.
- Ребята, да я уже почти дома, - мгновенно протрезвев, начал было уговаривать стражей порядка Элпедифор.
- Ваши документы, - стоял на своём мент.
- Вы пьяны.
- Ну да, был грех… Понимаете, у нас в институте сегодня юбилей, - принялся оправдываться Элпедифор, доставая из кармана удостоверение сотрудника вуза, на котором была его фотография и указана занимаемая должность.
- Вот моё удостоверение.
Милиционер, ни слова не говоря, отобрал у него удостоверение, потом посветил на него фонариком, а затем положил в свой карман.
- Пройдёмте с нами в отделение, - скомандовал второй страж порядка.
- Но я же ничего не нарушал, - пытался было протестовать Элпедифор Коминтернович.
- Вот там и разберёмся, - отрезал первый.
До отделения милиции надо было пройти метров пятьсот и снова пересечь этот, будь он неладным, проспект. По дороге Элпедифор ещё несколько раз пытался уговорить милиционеров отпустить его с миром, объясняя, что не так уж он и пьян, чтобы самостоятельно не дойти до дома. Но просил он тщетно.
- «Ладно, - мысленно смирился он, - пусть составляют протокол, что находился на улице в нетрезвом виде. Вряд ли это можно считать нарушением – на дворе не 1985 год».
- 7 -
Отделение милиции представляло собой большую, неуютную и почти пустую комнату на первом этаже жилого дома. На окнах были металлические решётки. Всё в совокупности: металлические двери, решётки на окнах, голые стены, окрашенные тёмно-зелёной краской какого-то ядовитого оттенка, окурки в грязной банке на столе, - создавали мрачное впечатление. Большой стол располагался чуть ли не в центре этой комнаты. Рядом со столом стояло несколько стульев.
Как только Элпедифора Коминтерновича завели в это жутковатое помещение, то сразу обыскали с головы до ног. Видно было, что менты хорошо знают своё дело. Они вывернули все его карманы и, в беспорядке, побросали на стол всё, что в них находилось. Затем они принялись всё, до последней бумажки, изымать из его дипломата.
- Фамилия, имя, отчество? – задавал вопросы первый страж порядка, что-то всё время записывая.
При этом удостоверение сотрудника вуза лежало перед ним, на котором ясно были выведены и фамилия, и имя, и отчество.
- Что-то странно как вас зовут… Не кликуха ли это? – спросил он, оценивающе посмотрев на Элпедифора.
- Нормально меня зовут, - обиженно ответил тот.
- Место жительства? – продолжал он свой допрос.
Элпедифор покорно отвечал. Он уже почти окончательно протрезвел и думал только о том, когда же всё это закончится.
Оформление протокола затягивалось, хотя, по мнению самого Элпедифора, и писать-то было нечего. В отделениях его дипломата кроме пакета с деньгами находились, разве что конспекты лекций, да записная книжка с адресами и номерами телефонов.
Наконец милиционер добрался до пакетика с деньгами. Он высыпал деньги на стол и стал медленно их пересчитывать. Со стороны казалось, что он просто смакует это занятие.
- Деньги назад положите, - неожиданно для себя, но твёрдо произнёс Элпедифор Коминтернович.
- Мне на эти деньги семью целый месяц кормить надо, - добавил он.
- Иначе, я буду на вас жаловаться.
Страж порядка поднял на него глаза, будто удивляясь его смелости, ничего не ответил и продолжил считать купюры. Наконец, закончив со счётом, он что-то записал в протокол и предложил расписаться задержанному. Всё это время второй милиционер оставался за спиной у Элпедифора.
- «Наконец-то я смогу спокойно отсюда уйти», - подумал Элпедифор, ставя на подсунутом ему листке свою закорючку.
В это мгновение Элпедифору послышалось, что сзади его то ли кто-то похвалил, то ли непосредственно к нему обратился.
- Вот так, Блин…
Через несколько мгновений в глазах у него померкло.
- 8 -
Доцент, Элпедифор Коминтернович Блинов, очнулся, лёжа на газоне, рядом с отделением милиции. Было темно, лишь вдалеке дорожный фонарь тускло освещал полотно проезжей части улицы. Рядом с Элпедифором лежал его старенький дипломат. Голова его гудела, а над ней нависали, ещё не совсем сбросившие листву, кусты сирени. Он попытался вспомнить, как сюда попал, но это ему не удавалось. Собравшись с силой, Элпедифор поднялся, ухватил рукой свой дипломат и, уже не разбирая дороги, пошёл, шатаясь на ходу, к своему дому.
Дверь в квартиру открыла ему молодая невестка.
- Папа, что с Вами? – только и смогла она произнести, увидев его на пороге в таком непрезентабельном виде.
- Извини, Женя. Спать, только спать…, - промычал в ответ Элпедифор и не раздеваясь бухнулся на свой диван.
Когда он проснулся, то в доме ещё все спали. Его мучила жажда, а в голове шумело. Но одна мысль сразу освежила его сознание.
- Где моя зарплата? Она должна быть в полиэтиленовом пакетике.
Элпедифор обшарил все карманы пиджака, но там не было никакого пакетика. Тогда он подошёл к дипломату и открыл его. В дипломате он увидел кучу своих вещей, которые лежали вперемешку с деньгами. Впечатление создавалось такое, будто всю эту кучу кто-то, одним движением руки, смахнул со стола в этот его чемодан.
Элпедифор Коминтернович выбрал из дипломата купюры и стал их пересчитывать. Денег оказалось ровно половина от полученной накануне зарплаты.
Он положил деньги на стол и обречённо отвернул от них свою голову, будто они и были виноваты в том, что их оказалось так мало. Его взгляд оказался в зеркале, висевшем на стене. Из зеркала на него глянуло разукрашенное запёкшейся кровью, ссадинами и царапинами лицо. Оно мало напоминало лицо доцента Блинова.
- Всё-таки есть, видно, совесть у этих ребят, которые нас охраняют, - проговорило это, незнакомое Элпедифору, лицо.
- Поделили поровну денежки… А могли бы, наверное, не делить.
Он отвернулся от зеркала и, подперев голову рукой, прикрыл глаза.
- Я же тебе говорила, что не доведут до добра эти твои интеллигентские «штучки-дрючки», - голосом жены, словно эхом из прошлого раздалось в его ушах.
- Что же теперь делать? Жаловаться? – спросил жену Элпедифор Коминтернович.
- Не трать время напрасно, Эля… А жалуйся оному Богу, - ответила она из небытия.
Написано 8 июля 2009 г.