Который день я вижу наяву,
как ты дышала, сладко и глубоко,
как, истово впадая в синеву,
смотрела тяжело и чернооко;
Как ты потом балдела под плащом
как некая античная восьмерка.
А нынче я пишу к тебе - о чем? -
и в даль гляжу бессмысленно, но зорко.
Во мне теплится так же наша страсть,
и вертится, и крутится как лопасть.
Так хочется куда-нибудь пропасть,
что ставишь ударение на пропасть.
Здесь впору говорить, что все инстинкт,
что правят нами древние нагайки;
В конце концов, что каждый в мире винт
тудым-сюдым наматывает гайки.
Но я тебя люблю. И в том беда,
горька как недокуренная плиска.
И нам остались только провода
и глупая, как прежде, переписка.
- Когда мы будем вместе?
- Никогда.
- Ты любишь?
- Не люблю.
- Ну ладно!
Хряск, на,
и стекла рвут ладони без труда,
и далее:
- Понятно.
- Ясно.
Который день я подхожу к Кремлю,
Мне слышится твой смех в картине звука,
и горло хочет вскрикнуть, что люблю,
но тихо произносит: с*ка.
Который день я чувствую: завыть.
Завыть и в лес податься. Буду волком.
Мне хочется тебя навек забыть -
но как тебя забыть, не знаю толком.
Поэтому, что нужно, ты возьми:
руины, звезды, мнимую колечность.
Чтоб я в последний раз в петле восьми
увидел не число, но бесконечность.