ВОЛК

Юриэль Табачников
                ************ВОЛК************

Удивительное еще иногда встречается, ей-богу. Хотя трудно в это поверить в суете опу­ тывающих будней.
Удивительное или странное порой обрушивается на тебя, неподготовленного, неожидан­ нио. И только от тебя зависит увидеть, принять его или пройти мимо, поглощенному своими проблемами и суетой ежедневности.
А может... да нет, вряд ли.  Но лучше по порядку.
Я устал. Ничего нового и невероятного в этом, конечно, нет. Все устают. Но наступает момент, когда понимаешь - все. Тайм•аут необходим. А восемь лет без отдыха и редкие выходные почти превратили в робота, функциональную единицу.
Итак, решено •отдых... Три дня покоя в условно недоступном семейном пансионате на Голанах.
Я не случайно выбрал это место из-за его отдаленного, насколько это вообще в Израиле возможно, расположения вдали от оживленных трасс и близости к горной вершине Хермон. Среди скалистых оранжево•бурых утесов, с редкими проплешинами зелени, как иллюстрировала фотореклама, стоял симпатичный пансионат в некоем финском, как мне представлялось, опять же по проспектам, стиле. Деревянная конструкция с крышей-раскладушкой до земли, с бассейном и хорошей, опять же по рекламе, кухней. Итак, решено. Три дня добро­ вольного заточения в комфортной изоляции среди тишины и покоя, под молчаливой охра­ ной гор.
Мой старенький форд, несмотря на усталость во всех узлах, докатил меня к подножию  ожившей рекламной карты.. Бурые отроги, казалось, сжимали небольшой пансионный оазис, подползали прямо к зеленеющим газонам лужайки.
Подхватив дорожную сумку, я вошел в грубо сколоченные, обитые железом (под старину) двери. Кондиционированная прохлада приняла меня, подвела к небольшой стойке справа от входа. Полноватый, лысеющий мужчина пред пенсионного возраста, приветливо улыбаясь, спросил:
•Стаканчик колы? Или сок с дороги?
•Доброе утро. Я заказывал номер.
•Да, господин Томски. Номер вам понравится. С видом на бассейн.
•Вы знаете мое имя? •удивился я. Портье смущенно улыбнулся:
•Не много у нас сейчас посетителей, господин. Мертвый сезон. Я получил ваш звонок позавчера, а так как других приезжих нет, то...
• Зовите меня Дани.
•Да, Дани. Вот ключ. Комната, как я уже сказал, выходит на бассейн. Он открыт кругло- суточно. На завтрак вы уже опоздали, но если хотите...
•Я позавтракал, спасибо. .
•Ужин, •продолжал портье, •можете заказать до девяти вечера. Роза noдаст.  Роза,•это
моя жена. Ну, а если что- то  захочется ночью, вон там, в углу, видите? Это aппарат кофе,

сэндвичи, сигареты. Что еще? Инструкция в номере, на двери. У нас тихо, вас никто не потревожит. Заполните, пожалуйста, бланк.
- Отлично. Покой - это то, что мне нужно. А сколько сейчас гостей, э...
- Алекс, - представился портье,• меня зовут Алекс. А гостей ...Двое австралийцев. Муж и жена. Из этих, ну ...христианских сионистов. Надо же, какое словосочетание. Вы о них слышали?
Я кивнул.
•Странные люди, - продолжал Алекс. •Но довольно милы. Надо же, борются за право «святого» народа на Святой земле. Хе-хе. Их бы идеалы нашим министрам. Ну, да ладно. И еще один господин. Скрипач, кажется. Тихий человек. Ночью иногда играет.
•Ночью?• Удивился  я.
•Но если вам будет мешать, - поспешно проговорил Алекс,• вы скажите.
•Но почему ночью?
•Да, замялся Алекс. •Тоскливо, видно. Горы вокруг. Хотя от тоски в тоску не сбегают. Но как знать? Я эти горы люблю. Много у меня суеты было в жизни. Видимо, теперь на контрасте. Вот уже лет двадцать я тут живу. Привык.
•И что же этот скрипач?
•А что скрипач? Уже пятый день у нас. Утром завтракает и куда- то уезжает. Ужинает иногда. Да, вот он, видите. В машину садится. Ну, в развалюху красненькую. Я думал, что он уже уехал. Задержался он сегодня что - то. •
Я мельком увидел худощавого, лет пятидесяти мужчину, опрятного, но какого-то неухоженного. Так одеваются старики в вещи десятилетней давности моды. Опрятно, но несколько нелепо.
•А ночью играет. Жалобно так. Ох Давайте по рюмочке, пока Роза на кухне. - Он достал два стакана-бочонка. - Это греческий коньяк Метакса. Настоящий.
•Спасибо. Пил как-то в Тель-Авиве. Самогон.
•Э, нет, - Алекс хитро прищурился. •»Метакса» в Тель-Авиве только на этикетке. Контрабандное дешевое пойло. А этот прямо из Солоников. Племянник недавно был, вот и побаловал старика.
Действительно коньяк был превосходным. Намного мягче знаменитого «Мартеля» и не отдавал сивухой, как тот, купленный в Тель-Авиве, на рынке Кармель.
•Вот и познакомились, - Алекс спрятал бутылку и рюмки внутрь стойки. - Вам у нас понравится. Вот только ...
Что? - Пустяки, но... несколько постояльцев съехало. Я вынужден предупредить. Я недоуменно взирал на хозяина отеля. А то, что портье - хозяин, я уже догадался.
•.Ничего страшного. В округе завелся волк. Я думаю, скорее, шакал. Ну и вот, понимае­ те, по ночам... Нет-нет, сюда ему не попасть. Но дурной знак. Нервы... Это там, в горах. Но понимаете, Дани, некоторых это очень нервирует.
Я думаю, что мне это не помешает.
- Да? Значит, вы остаетесь? •Ну, если это единственная причина. •Да, да других, слава богу, нет. Но из-за нее пришлось сделать скидку в цене, и все равно ряд комнат пустует.
- Кстати, о цене. Чем лучше оплатить• чеком или «Визой»?
- Как вам удобнее. -
И часто он воет?
 - Кто, волк? Тут есть одна странность. Как только скрипач начинает играть, волк за­ молкает. И молчит, не нарушит воем музыку. Невероятно. Он как будто слушает. Но это чушь, верно? А как скрипач закончит, он опять взвоет и тишина. Меломан такой выходит.
•А туристы - христиане не жалуются? Алекс улыбнулся;
Блаженные они. Да и лет им порядочно. Постарше меня. А ведь я уже давно не юноша.
Хорошие люди, но со странностями. Коктейль в голове. Иисус Христос и сионизм. Это же надо. Говорят, что волк им не мешает. Это, мол, колорит Святой земли. Предошущение мессии, машиаха, по-нашему. И этот вой, мол, что-то означает. А по мне, вой он вой и есть. А скрипка, мол, возрожденный еврейский дух. Коктейль, одним словом. Но - люди милые, сами увидите. Вы уж извините, заболтался. Места у нас отдаленные, до супера километров семнадцать. Ну, иногда полиция приезжает или ремонтники, поставщики. Но довольно редко. Вот и разговорился. Я вас провожу.
Не стоит, Алекс. Я сам. Тут у вас очень уютно, да и заблудиться нереально.
Передохните с дороги и спускайтесь в столовую. План есть в номере и телефон. Если что-то нужно - звоните.
Спасибо, Алекс, - я направился в номер.

На обустройство много времени не ушло. Через час я уже изнывал от безделья. Вот, так стремишься к покою, а когда он наступает, не знаешь, куда себя деть. Отдых, видимо, тоже требует  адаптации.
Внизу, в баре я заметил свой любимый ликер «Адвокат». Что ж, возьму бутылочку. Нужно ведь с чего-то начать.
В холле царило оживление. Высокий, седогривый мужчина оживленно о чем-то говорил с Алексом, громко хохотал. Пестро одетая женщина достаточных лет возилась с видеокамерой. Алекс заметил меня.
Господа, разрешите вам представить нового гостя.  Высокий господин переключил внимание на меня.
Шалом! - радостно воскликнул он. - Я - Губерт. Можно просто Берт. А это моя жена Мирьям. Как Святая Дева. Хорошее имя, верно? - он протягивал руку. - Рад, очень рад. И Мир рада, правда? Святая земля. Иисус сказал, что нет римлянина и иудея. Святая правда. Все мы братья.
- И давно вы так думаете? - съехидничал я.
Губерт сначала не понял, а потом укоризненно посмотрел на меня. - Да, я понимаю скепсис. Это понятно. Мы, европейцы, были часто несправедливы к вам, за это и карал нас господь. Вы были среди нас и вне нас. К тому же я немец. Из Австралии, но немец, и груз вины лежит и на мне.
Берт! - Мирьям отложила камеру. - Не нужно, Берт!
Нет, нужно! Это очищение. Я вам скажу больше. В восемнадцать лет я попал на фронт. В вермахт. И то, что я увидел, хотя шел последний год войны, и то, что узнал после... Я по­ нимаю, что это может вызвать тут, на Святой земле, хм, определённую реакцию. Но я решил еще тогда бороться за Бога, помогал, чем мог Израилю. Нет, я не оправдываюсь.. Но я несу грех своего народа и пытаюсь искупить его.
Берт, тебе нельзя нервничать. - Мирьям быстро вытащила из сумочки таблетки.
Алекс принес воды.
Мы ничего такого не думаем, - отводя взгляд, уверял он.
Извините. Я не хотел вас обидеть, - успокоился Губерт. - Просто...просто ... Я несу в себе стыд, который всю жизнь стараюсь изжить борьбой за Сион. За возвращение народа бо­жьего - Богу. Давайте выпьем. Вы извините меня.
Алекс суетливо поставил на стол вино, фрукты.
Алекс, присаживайтесь. Я приглашаю. Как вас зовут, молодой человек?
Ну, не совсем молодой, - пошутил я. - Уже сорок минуло.
•Сорок? - Губерт рассмеялся. - Конечно молодой. А мне уже семьдесят минуло. И не вчера. Ха-ха. Зовите меня Берт, юноша, так удобней.
Меня зовут Дани. Даниэль.
А чем вы занимаетесь, Дани?
Чем? Работой. Я, знаете ли, из бывших. Ну, когда-то были бывшие князья:, графы. Так и когда-то были специалисты. Я ведь родился: не здесь. На Украине. Но уже десять лет в Израиле.
- А, так значит, что такое диктатура, и вам известно, - Берт разлил вино по бокалам.
Кое-что, - не стал я: вдаваться: в подробности.
Но Бог, как сказано, соберет народ свой. И мы, наше поколение уже увидим, нет, уже видим это чудо. Давайте выпьем за Бога, за святую эту землю. За Сионизм! - Губерт встал.
Шолом!
- Лехаим, - поправил Алекс. Все вьпили.
Берт, а можно нескромный вопрос? Этот шрам у вас с войны?
Губерт ладонью провел по рубцу, от виска протянувшемуся к краешку губы.
Шрам? Нет, это другая история. Мне нечего скрывать. Я расскажу. Гнусная история. Вы слышали что-нибудь о так называемой организации «;Второе распятие?» Это фашистская псевдо христианская организация. Их пока не так много.
Но мы боремся, чтобы они совсем исчезли, - вставила слово Мирьям.
- Да, боремся, - продолжал Губерт: - Но во многих странах есть уже ячейки. Кризис. Молодежь путает Бога и Сатану. Сложно, Мы боремся, пытаемся вернуть молодежи Бога. А это, - он опять потрогал шрам, - схлестнулись как-то. До баталии дошло. Подонки.. Они назвали вторым Иисусом знаете кого? Нормальному человеку это и в голову не придет. Адольфа, нет, не Гитлера. Тут их еще можно было бы понять. Хотя я считаю, что все беды немцам и проклятие божье было послано антихристом Гитлером; как и на русских - Сталиным. Может это и неоднозначно, но что-то тут возможно и есть. - Берт задумчиво теребил очки. - Так о чем я? Ну да. Подумайте только, второй Иисус - Адольф Эйхман. Как вам? Ну да, простите, понятно.
- Но почему все-таки Иисус? - я старательно раскуривал потухшую трубку. И, честно го­
воря, не знал, как реагировать на это известие.
Почему? Ну, потому что идеологически Эйхман им близок - это понятно. Извините.
Не надо извиняться, Берт. То, что антисемитизм - их платформа, и так ясно. Евреи такие же люди, как и все. Но кто-то к нам неплохо относится, а кто-то ненавидит. Это нормально, не стоит извиняться.
Я, - Берт смутился, - не... хотя вы, возможно, и правы. Но я... видимо, комплекс еще си­
дит во мне, извинился подсознательно не за то что вы еврей, а за то что я немец. Хоть и австралийский. Думаю, что еще предстоит  время искоренения: комплексов. А пока...
- Теперь вы меня извините, Берт.
Ладно. Мы оба неудачно выразились. Окей?
И что же Эйхман?
-Да тут нечто. Они подвели теологическую базу. Ну, там много чего наверчено, но суть в том, что Эйхман, якобы, исполнял волю Всевышнего, уничтожая грешников. А евреи его фигурально распяли, как Христа. А поскольку прах его не погребен, то он не успокоится, пока не будет отомщен. Так вот. Он, дескать, возродился, как феникс из пепла, и вознесся к Всевышнему. Полная чушь, но... Кому-то это очень на руку - Сатану совмещать с Богом. Но мы боремся. Так как Бог - это бог, а Сатана •сатана. Всему есть имя свое. И этот шрам напоминает мне о нашей борьбе. Можно сигарету?
Алекс протянул Берту сигареты, щелкнул  зажигалкой.
•Берт, что ты делаешь?! •Мирьям негодующе взглянула на мужа.
Ничего, Мир. Одну можно. Случай такой. Не повредит. Он с наслаждением затянулся.
Чтобы разрушить тяжелую паузу, я спросил:
Вы не хотели бы пройти в бассейн? Погода очень располагает.
О, нет, - оживился Берт, - Столько еще нужно успеть. Да, Мир?  Ну, хватит дуться, - он затушил сигарету, - Мы выезжаем на Хермон. Потом в заповедник.
И в Тверию, - оттаяла Мирьям, - Святые •места . Они встали.
- До вечера, Алекс. До вечера, Дани. Если будет желание, спускайтесь. Поговорим.

Я остался один. День разгорался. Голубая вода бассейна манила прохладой; звала. И, решив не сопротивляться зову водной неги, направился в бассейн. Вода баюкала, расслабляла. Какое счастье забыться в ней, забыв обо всем. Хотя бы на скоротечный миг.
Ближе к полудню я, разморенный, валялся в кровати, слушал компакт-диск  и думал: какой же все-таки кайф вот так валяться в безделье и предощущать еще пару дней оторванности от повседневных забот. Работа, ссуды, выплаты,  ушли на второй план,.скрывшись за отрогами гор. Но кончилась музыка и захотелось двигаться. Видно; тот, оставленный внизу ритм еще не давал покой сердцу, заставлял что-то предпринимать. Но что? Телевизор можно посмотреть вечером, Читать тоже не хотелось,
Я взял тур проспект по Голанам и Галилее. Не совершить ли разведку окрестностей? Так; вот зто, пожалуй, подойдет. Крепость Нимрода. Вернее, развалиньr крепости.  И всего-то. на машине минут•пятнадцать-двадцать .. Быстро собравшись и купив пару сэндвичей; в •автомате, я вышел на стоянку. Мой фордик умытый и посвежевший, нежился на солнце.;;Не за­ быть бы поблагодарить Алекса, подумал я.
Неохотно заурчал разленившийся мотор. И... по крутому серпантину пустынных•дорог
Мы  покатили в сторону крепости. Дорога, извивалась, уходила то ввысь, то, казалось в самую
бездну. Мелькали редкие запьrленные  машиньr, ленивые. стада •баранов, пощипывающих
жухлую травку, подростки - то ли арабы то ли друзы - безразлично взирающие на проезжающие машиньr. Один раз, громыхал, промчался маленький, запьrленный армейский джип с
промелькнувшими потными, усталыми лицами•резервистов, вынужденных,  не смотря на не•совсем юный возраст, тянуть армейскую лямку. •
Но вот дорога пошла вниз•к островкам зеленеющих смоковниц и кипарисов. Крепость я увидел еще издали. Она казалась совсем рядом на одном из холмов. Часть строений .терялась в дымке подступающих вплотную облаков. Но это только казалось: Изрезанный ландшафт со­здавал иллюзию сокращения пути. Но как изрек когда-то наш мудрый царь Шломо-Соломон, что, мол, и это пройдет.•      .   .  . . ,
У шлагбаума в небольшой будке-пристройке купил въездной билет и по крутому подъему проник на территорию.
Смотровая площадка-стоянка открывала впечатляющий.вид на долину, будто с высоты птичьего полета. Здесь становилась осязаемой фраза- дух ,захватывает. И действительно; подойдешь к кромке и кажется, что душа твоя отрывается от земли и вот  она уже па­рит между горными отрогами летит, летит...
Народу, к счастью, было немного.. Несколько туристических групп и горстка одиночек, толпящихся у небольшого кафе. Затем туристы разбрелись по округе, а я, присоединившись к одной из групп, проник в чрево. истории через старинные ворота- арку:  ••
Если бы я был гидом или  тур агентом, то вряд ли смог бы передать всю неоднозначность увиденного . С.той магией тайны, представшей передо мной. Не зря в свое время турки сделали тут тюрьму, Не убежишь отсюда, разве что улетишь на крыльях надежды. Узкие бойницы, низкие ниши и переходы. Мрачные своды и внутренний водоем, затянутый зеленой ряской. Ощущение присутствия незримых теней узников и стражей. Надежды и отчаянья. Время. Его можно ощутить и понять .только на развалинах прошлого. Оно и волнует и- успокаивает одновременно, не заботясь о несовместимости понятий.
Еще у входа в. крепость я заметил знакомую фигуру, мельком увиденную мною сегодня утром. Таинственный постоялец скрипач, играющий по ночам и куда-то исчезающий после поспешного. завтрака. Да,  это .был он. Он стоял, прислонившись к.древним камням в тени
Деревьев и играл. В раскрытом футляре уже .скопились какие-то небольшие  деньги, - Не желая его сму
мешать, я проскользнул вовнутрь. И вот теперь, возвращаясь по противоположной стороне, увидел его вновь, сидящего на большом валуне , жующего бутерброд и запивающего из пла­стиковой бутылки «Спрайтом» Я остановился рядом, мимо пройти было невозможно. Он посмотрел на меня из- под козырька матерчатой бежевой кепки.
- Я вас сегодня видел, когда вы въехали в пансионат. Верно? Я обрадовался, что не пришлось начинать .разговор первым,
•- Да, я поселился утром•и вас тоже видел.
-В глушь потянуло?.•он усмехнулся,••Рано или поздно это происходит. Наверное, со
всеми.              . . •       .     .
Он аккуратно сложил использованную бумагу в сумку. Вынул зеленую пачку дешёвых
крепких сигарет «Ноблес»  Размял в костлявьrх пальцах сигарету, закурил.
, -Хорошо тут. Спокойно.•
- Надолго сюда?- задал я глупый вопрос, но, о чем еще rоворить со скрипачом, я не знал.
-•Надолго? - переспросил он. -Кто знает; что такое долго? Отдыхаете? •
Я кивнул.
-Это хорошо, - продолжал он,  душа должна отдохнуть, Нельзя ее все время взнуздывать. Душа, она дама нежная. Он выпустил .дым. - Чем на хлеб добываете? В смысле...
•Я nонял.  Сторожу. Моя специальность тут не востребована. А из двух зол выбирают меньшее. Завод или работа сторожем;
- Нудно, -изрек скрипач,
.• - Нудно, согласился с ним я., ,• Но, по крайней мере, есть иллюзия свободы. Никто над головой не стоит.
- Вы извините, •скрипач посмотрел мне в глаза. •А тоска не берет? Вот и меня берет.
Спасаетесь как-то?
-Пытаюсь,• я достал трубку, набил табаком, закурил, •лабудой всякой книжной. Серьезное сначала читал, Так от серьезного еще больше думать тянет и ярче бессмысленность вырисовывается. Такая безысходность от такого времяпрепровождения берет, что выть хочется.
Выть, - задумчиво протянул он, - я понимаю.
•Обидно .становится, что я, еще полньrй сил и знаний, бесцельно проживаю еще один день. Мысли всякие возникают. Нехорошие мысли. Вот и я сбежал от себя на пару дней.
-•От себя не убежишь, но я понимаю.
Можно, конечно, позавидовать человеку»станка», - продолжал я .-Что для него меняется? Та же привычная работа, разве что условия лучше. А тут как ярмо. Давит, терзает, тре- бует чего-то.
Вот именно- чего-то, - согласился скрипач. •Проходили. Я в разных оркестриках играл
, их закрывали, шел на улицу. Сломал в себе что-то. А потом •понял, что не в месте

смысл, а в себе. Играю, ухожу в музыку и плевать на то, где я стою. На сцене или на перекрестке. Слава, престиж. Ерунда. Главное, что ты сумел не растерять то, что тут, в тебе. Но и это до поры. Устал от всего. Смысла нет ни в чем и нигде. Некоторые на страну пеняют. А что страна? Красивая у нас страна, разная: Может в красоте суть? - он прикурил новую сигарету, - или не в красоте? Она в нас самих, эта поганая суть. Я не мог не согласиться, так как сам давно думал о том же. Легче всего винить в своих бедах всех и•вся. И так трудно порой признаться, что у нас самих порой не достаёт  упорства и жизнестойкости. И смирен­но влачить свое настоящее, боясь сделать решительный шаг и потерять то, что есть перед, может быть, и благой, но неизвестностью. И с  каждым годом все сильнее сжимаешь сини­цу в руках и с тоской следишь за свободным полетом журавля в небе.
Ладно, - скрипач встал. - Работать пора. Скоро туристы обратно пойдут. Я знаю. За теми развалинами обратный маршрут. Какая маленькая страна и какие просторы.- он с тоской посмотрел вдаль. - Парадокс.
Из-за холма показались люди. Скрипач, не прощаясь, быстро пошел по тропинке к выходу.­
. Даст ли ему Бог немного Удачи и денег?

До вечера ничего не происходило. В пятом часу я вернулся в отель. Побродил возле бассейна. Сам с собой сыграл партию в бильярд. Погонял шары.. Поболтал ни о чём с Алексом.
Попытался, наконец. почитать Кокто. В восемь вечера спустился в небольшую, отделанную под мореный дуб столовую. Как сейчас говорят, в деревенском стиле. Роза, жена хозяина готовила превосходно. Берт и Мирьям, возбуждённые, полные впечатлений, ели, время от времени награждая хозяйку  комплиментами.
Не могу понять, - говорил, аккуратно промакивая губы салфеткой, Берт, - почему все говорят только о французской или китайской кухне? Еврейская не уступает, а в чём-тo и  превосходит. Верно,  Мир?
Смущенная Роза порозовела то ли от жара кухни, то ли от забытых комплиментов.
Еврейская кухня., разная,  господа; Откуда вышли, оттуда и кухня. Моя мама из  Гали-
ции. Там когда-то готовили так. • •
. - Очень, очень вкусно, - не переставал восхищаться Берт. -•Надо будет записать. • Мирьям  рассмеялась-: • •
Губерт - гурман. А ведь чревоугодие - один из грехов.
-Да какой грех, боже?! - возмущался Берт; - Нет, эти кнедлики - просто чудо, господа. Вы, Роза, волшебница. Поверьте старому гурману., .    .
Ой, спасибо! - Роза просто сияла. - Я вас завтра чолтном угощу. Это блюдо с востока.
Обычно его готовят в холода, но•до холодов еще долго. Как же вам не попробовать чолнт? •
. Скрипач одиноко сидел у окна, Задумчиво жевал и вряд ли ощущал изыски идише кухни. Затем молча раскрыв футляр, бережно достал скрипку. Нежно провел пальцами•по деке. Затем жалобно и возвышенно -чисто поплыла над столиками музыка. Все замолчали, зачарованно наблюдая за скрипачом. Затем он резко оборвал звук. Уложил скрипку в футляр.
•Гросс - музыкант! - восхищенно воскликнул Берт. • •
Роза промокнула набежавшие слезы. Алекс поднес скрипачу свой•настоящий коньяк.
•Я тоже хочу с ним выпить, - Губерт с трудом вытиснулся из-за cтолa.  -Вы- маэстро – музыкант!
За вас. За Святую землю. Шалом! - воскликнул он.
- Лехаим, - поправил Алекс. Скрипач молча выпил.
Спасибо господа. - Подхватив футляр, направился в номер.
Ночь наступила внезапно. Навалилась в одночасье всей черной массой на землю. Засверкали близкие ближневосточные звезды, будто протертые до синевы заботливой рукой Всевышнего.
Плавал мерно•в черных•водах лунный желто- серый шар, Мерцала вода в бассейне, подсвечиваемая прожектором, и отражались тени пальм в моем окне.
Насышенность первого дня тяжким грузом надавила на плечи, уложила в постель. Что мне снилось - неважно, не. в этом суть. Суть в том,•что тревога заставила меня открыть глаза, лоб покрылся потом. Откуда-то;•кажется ,из глубин•самого космического зева шел жут­
кий вой. Страшной тоски и муки. Он въедался,• разъедал душу, проникал в мозг. Кажется, ничего н.могло уберечъ, укрыть от него.
Я доплелся до холодильника; прямо из бутылки глотнул холодной колы. Боже, что это?! Неужели весь•мир•сошел с ума, цогружённый  в эти ужасные .звуки? Что это, призыв на суд Божий, или стон Сатаны? .Волк, ну да:, Алекс мне сегодня говорил. Или шакал? Какая, к черту разница?  Нет, надо уезжать. Бог с.ними; с деньгами.  Да и в этом ли дело?. Боже, какая тоска. Так и выворачивает. душу. Надежда на восстановление нервов
в глуши  и дали от городского шума таяла, так и не обретя законченной формы. Жизнь показалась такой бессмысленной и никчемной, что. Я бросился закрывать  окно•и замер.  На
краю бассейна, освещенного прожектором, стоял скрипач лицом к горам и подвывал или
Отвечал волку. . . ..
Господи, не ,дай сойти с ума. Ведь это так просто: Какая-то хрупкая грань разделяет ра­
зум и подсознание, Видно так мы подходим к той грани тоски и отчаяния, за которой теряется. Смысл  и рождается  бессмыслие….
. . Скрипач взял скрипку ;и нежно- протяжная мелодия ушла в горы. Вой прекратился. А музыка, набирая силу, все плыла и плыла ввысь. •
. ,,,Накинув халат и прихватив набитую трубку, я•выскочил из номера. Скрипач,  казалось,
не замечал меня. Он был где-то там, в горах. Я молча стоял рядом, не зная, как поступить. Раскурил трубку. Ванильный аромат струйкой завис над  нами.
- Он, понимает; Скрипач опустил скрипку. - Возможно, дух предков живет в нем. Или
души страждущих...Я отвечал ему; вы слышали? Он слушал. Он понимает меня.
 Я не знал, что ответить. Да, этот странный музыкант и не нуждался в моих ответах. Он говорил с собой.
•-Люди не могут понять. Хозяин даже ружье держит за стойкой. Я заметил. Зачем? Разве можно убить самого себя? Свою боль? Он не воет. Он зовет. Но это, наверное, трудно понять. A я,  понял его. Понял.  •
.. Скрипач резко развернулся, молча, как неодушевленное препятствие, обошел меня и ис­ чез в сумерках.
Господи, он сошел с ума. Ведь творчество всегда на грани, Я•пристально всмотрелся в горы, но ничего не .увидел: Но вой прекратился. Неужели действительно, волк понял его? Или это я схожу с ума? Зябко поеживаясь и попыхивая трубкой, вернулся в номер.
Завтра поговорю с ним. Может быть, он просто лунатик и это в его манере - шастать по ночам? Хотя; несомненно одно: волк его понял.
К черту! Спать!- , приказал я себе.

. Часов в семь утра меня разбудил какой-то шум. в холле. Наскоро умывшись, я сбежал вниз. Алекс кому-то звонил по телефону. Роза бледная трясущимися руками: комкала платок. Губерт и Мирьям с озабоченным видом переминались у стойки портье.
Сейчас, сейчас приедут, - бормотал Алекс. - Конец. Репутации..  Владимир.
Какой Владимир? - не понял я. Оказалось, что скрипач имел имя. И из бессвязных восклицаний Алекса и.Розы я понял, что скрипач исчез. Нет, он все оплатил заранее, но исчез.
Он ведь из России, - бормотал Алекс.
Ну и что? - не понял я.
Как, вот, сколько пишут о русской мафии, Может, его…
- Глупости, Алекс, чушь, - воскликнул я. - Какая мафия?! Кому нужен нищий скрипач? Может, он вышел?
Мы все обыскали; - всхлипывала Роза. - Его вещи на месте. Только скрипки нет и•его.
Мирьям пыталась успокоить Розу. Губерт растерянно сидел в кресле и тупо  твердил:
Гросс- музыкант Иисус Христос .Доннерветтер.
- Я вызвал полицию, - Алекс доставал свой коньяк не прячась, от Розы.- Может быть, террористы?
- Алекс, ну какие террористы? Тут же никого нет, - продолжала всхлипыватъ Роза..
Я поспешил в комнату скрипача. Там все было так же, как и в моем номере. Разве•что раскрытый чемодан валялся на кровати, и вещи в беспорядке грудой лезли наружу. У нож­ ки кровати я заметил, видимо, сброшенный сквозняком лист. Это оказалось чем-то вроде письма.
Нервным, срывающимся почерком автор писал:
Здравствуй, брат волк! Ты знаешь, какой бывает невыносимой тоска, когда безумно хочется выть? Раскрепощая в себе то, далеко упрятанное в оболочку цивилизованности животное начало тоски и боли,: когда крик рвется ввысь, в безграничные глубины нависшего над нами черного неба. Когда мечешься по пустоте и• не видишь  зазора для выброса. сво­его паскудного Я. Когда память и запахи исчезнувшие, запутавшиеся в паутине лет внезапно  возвращаются из глубин небытия и сводят сума. Головокружение не сбивает с ног, и лишь• дикий, иногда безмолвный крик рвется, разрывая прокуренные легкие, в даль, оставляя изжевано- измятую  оболочку тела, скорчившуюся внизу. В иллюзии жизни. Одиночество - удел сильных. Удел слабых. Удел.. Вот так все. сложно и пpocто.  Ты поймешь меня, брат­ волк. Ведь и ты за потертой шерстью и сточенными зубами, в сущности, oдинок; и страшен бывает твой крик- вой, проносящийся  по улицам• и пoлям. Летящий над пасторальными иллюзиями  благополучия, Звучащая в нем боль сжимает сердца оптuмистов и доводит до судорог пессимистов, Как же мне не попять тебя, ведь мы же одной боли. Ты во мне затаился до поры, а я в тебе; В твоих наполненных болью глазах; Боже, как хочется взвыть, сотрясаясь в Рыданиях. Скрипетъ до кровавых брызг зубами. Ты понимаешь меня; верно? Ибо нет нам пути назад, в стаю. В спасительную массу серости и слияния с толпой.•Ты одинок-  волк. Ты несчастен и ты счастлив в своей боли...Так пусть рвется, струной устоявшийся покой; наш вопль, вбившись  металическими стержнями .в непорочность лицемерно­го неба. Я ухожу. Ржавые oтроги гор  манят, зовут ;своей дикостью. и одиночеством. Нет для тебя ни границ, ни граней. ,И когда ты уйдёшь,  некому будет вывести по тебе поминальный вой. Эти горы, воздух; луна заберут тебя и справят по тебе тризну. Прощай, брат. Ведь ты знаешь, какой невыносимой бывает тоска и неудержимое безумие рвется, неуправляемой силой срывая, будто мощным потоком, и унося в бесконечное ...
. На этом текст обрывался. Я спрятал это послание, хотя знал, что делать этого не стоит. Но как объяснить то, что тут написано? Человеческий мозг не сможет переварить •это. Явный признак сумасшествия, не поддающийся осмыслению•с позиции человеческого опыта. Нет, не стоит им это читать. Людям довольно милым и, видимо, добрым, но... именно это  и заставило меня спрятать письмо.
Я стоял и смотрел в раскрытое окно. в направлении гор. Он ушел. Ушел на зов волка. Может, это безумие, а может, единственно верное решение человека, перешедшего предел.
.Снявшего с себя, как загрязнившуюся одежду, бремя каждодневности, обретшего свободу, внутри самого себя. Нет у меня ответа. Нет.
Суету, приезд полиции и снятие показаний я описывать не стану, К чему? Но чтобы
Приблизиться к финалу этой истории, лишь скажу, что, услыхав о моем намерении уехать. Алекс лишь грустно улыбнулся .
.Вот видите. Я же rоворил.  Счастливо вам.
Мой верный старичок «форд» покидал неудавшееся уединение. Скоро он вольется в поток собратьев на оживленных и шумных автотрассах.
На прощание я бросил взгляд на горы, И может быть, мне это показалось, на одном из  отрогов увидел силуэт: волка. И будто бы услышал выводимую им печальную мелодию скрипки. А поворот уже увлекал меня в нашу шумную, болезненную, но такую живую повседневность.