Ну здравствуй, мой отчаянный.
Ты кажешься потерянным, печальным...
Где твой запал, где твой огонь в глазах?
Я помню вечер тот. Где я в слезах,
А ты с саднящей внутренней тоскою.
Ты был рекою.
Бурлящей, полной сил и мощи,
Мечтающий о дали денно, нощно,
С безумной, неприкаянной душой...
В тот миг была я не родной тебе - чужой,
А ты казался чуждым мне.
Я помню - в обречённой тишине
Набатом отдавался в глубине
моей души стук сердца.
Или сердец, стучащих в унисон.
Я прошептала: "Холодно. Мне бы согреться...
Мне бы проснуться. Всё это - горький сон".
Не помню, что ответил мне.
Я помню пыл и жар в словах,
Утопленных для смелости в вине,
Я помню клятвы, поцелуи на руках,
Растаявшие в холоде ночи,
Я помню лишь, как плакали в саду грачи,
А старый кот пристроился в кустах,
Шуршащих под окном.
И словно не было ни кроме, ни потом.
Я помню дикий взгляд твой.
Как остывал забытый кофе с мятой,
Как шевелились и дрожали губы,
Смотрела с отрешённостью на зубы,
Загнившие вдруг в загустевшей темноте,
И слушала, как рядом на плите
Вскипает чайник. В гулкой пустоте
Внезапно сжавшейся до миллиметров комнаты.
Я помню твои речи, но непонятым
Остался звук и смысл твоих слов.
Я помню звон лопаты, словно ров,
Давно размеченный сквозь бытовую гниль,
В тот вечер глубже стал на сотню тысяч миль.
А слов не помню.
И вот теперь стоишь передо мной, отчаянный.
Ну здравствуй, милый мой.
В своих исполненных (иль не исполненных?) мечтах
Ты кажешься потерянным, печальным...
Где твой запал, где твой огонь в глазах?
Осунулся и постарел.
И взгляд не дикий, не горящий уж, другой.
Ты, видимо, вернулся за мечтой...
Тебе пора, уже стемнело, друг мой. Снова вечер.
Твои - потеряны, мои давно разбиты. Мне поделиться нечем.