ОТЦУ
Вспомним мы тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу.
Павел Шубин
Как светел сегодня над Нарвой,
весь в тёплых весенних заботах,
тот лес,
где под отблеск пожаров
отец замерзал на болотах
и в бой поднимался когда-то...
Траншеями путь перерезан.
Вода тяжела, буровата, —
видать, в ней немало железа.
Иду по болоту упруго,
где твёрдо под натиском стали
бойцы и деревья стояли,
от пуль заслоняя друг друга...
От шнапса хмелея,
наглели
враги
и до самого мрака
угроз и свинца не жалели
в «психических» пьяных атаках.
Открыто ряды развернули —
под музыку! —
и на убитых
брезгливо косились,
чистюли —
надменны
и гладко побриты,
и в форме шагали парадной,
огонь презирая и грохот,
и нервная дрожь автоматов
трясла их под песни и хохот, —
мол, дрогнут ряды этих русских
и будет атака удачна,
и голы по локоть их руки, —
мол, чтоб рукава не запачкать...
Сошлись!
Не узнать в рукопашной
«арийских» воинственных ликов:
пьянели от бравурных маршей,
трезвеют от боли и криков!
О лоске своей амуниции
в сумятице тесной забыли:
отчаянно каждый стремится
убить — чтоб его не убили...
А музыка дико играет!
Дымится и тлеет болото.
И, в липкой грязи умирая,
быть может, почувствовал кто-то,
безумно страдая впервые,
как смерть и нелепа, и вздорна,
как пахнут снега голубые
и как на планете просторно —
зачем же затеяли драку,
в Германии были бы живы...
Но рвутся другие в атаку,
чтоб русских отбросить к заливу!
Но яростно русские бились,
враги удивлялись их силе —
для них ведь незримыми были
те,
кто нерождёнными жили
в окопах под шквальным обстрелом,
в блокадных ночах неподвижных,
во взглядах и в клеточках тела
отцов
и в желании выжить;
все те,
кто с отцами постигли
и радость Победы, и раны,
все те,
кто с отцами погибли
и вечно теперь —
безымянны...
Об этих ровесниках мыслить
так странно мне в чащах цветущих,
где ярко и мирно от жизни,
где зелень всё гуще и гуще.
Шагаю сквозь дебри густые
к траншеям,
к воде заржавевшей,
и мне деревца молодые
встречаются реже и реже...
1984