С каждым годом тусклее детали
замороженной в прошлом страны,
мы другое бы в ней различали,
если б не было подлой войны.
Если б дедушка мой под Варшавой,
ощутивший жесткость свинца,
не стонал, угнетаемый раной,
до поры ожидая конца.
И другие, как птицы-подранки,
не дрожали б средь минных полей,
и не знали б они санитарки,
ставшей бабушкой позже моей.
Если б двадцать второго июня,
с «выпускного» сбежав покурить,
у меня неожиданно Юля
не спросила: «Нас могут бомбить?"
Если б в этом же восьмидесятом,
возле школы, не выпало мне
возбуждённо махать аттестатом,
говоря ей, что знал, о войне -
как такие же точно ребята
в сорок первом, уйдя с «выпускных»,
храбро двинулись к военкоматам,
и никто не вернулся из них.
И таких сослагательных "если б"
у меня, и у всех, без числа,
ведь недаром название песни
наша память сквозь годы несла.
Прошлый век на себя одеяло
тянет, чтоб управлять этим днём.
Если б прошлое в нас не стреляло,
вряд ли кто-нибудь помнил о нем.
P.S. Мой дедушка - Фомин Яков Панкратьевич: воевал, дошел до Варшавы,
в 1944 году был ранен, демобилизовался в звании капитана пехотных войск.
Моя бабушка - Фомина Евгения Васильевна: прошла войну в том же полку, что
и дед, в звании сержанта медицинской службы.
Эти люди после войны возвратились в Харьков и прожили долгую,достойную жизнь.
Чувство справедливости не оставляет мне возможности не упомянуть здесь
о другом моем дедушке - Емельяне Кожухе. Он был проповедником христианской
общины, проповедовал Слово Божье на родном ему украинском языке в Харькове,
за что был арестован и расстрелян в 1937 году.