* "Mutationis"( Varekai)
- Пять минут до второго звонка.- механический голос
был слышен во всех уголках театра, кроме файе и
основной сцены и напоминал о неизбежном приближении начала
спектакля. Оэм смотрел на себя в зеркало. Гладко
зачесанные назад волосы, спокойный взгляд, острый профиль,
строгая белая сорочка с поднятым воротником и растегнутой
верхней пуговицей, минимум грима, ровно столько чтобы его
бледность не превратилась в восковую маску в свете софитов.
Динамик транслировал звуки того, что происходило в зрительном
зале- голоса, смех, мелодии звонков мобильных устройст, шаги
и хлопание сидений кресел. Он продолжал молча смотреть
на свое отражение в зеркале.
- Внимание, пять минут до третьего звонка.- перекрывающий
шум зрительского зала голос из приемника вызвал
непреодолимое желание не выходить на сцену. Больше никогда не
выходить. Не видеть зрительских лиц, не слышать как все эти
люди тихо перешептываются, как ёрзают на бархатных креслах,
как вытягивают шеи чтобы лучше рассмотреть то, что происходит
на сцене, не обонять всех этих многочисленных людских
запахов, запахов зависти, неприязни или наоборот
поклонения. За все эти годы Оэм так и не решил для себя
что же имело более отвратительный запах- откравенная
неприязнь или же фанатичное обожание. " Не сотвори себе
кумира" Сколько же мудрости в этих словах. Болезненное
поклонение чему либо, будь то человек, явление
или вещь одинаково отвратительный порок во всех своих
проявлениях.
Не выходить. Просто не выходить. Отменить спектакль. Да что
там, вообще убрать его из репертуара. Классика должна
оставаться классикой. И принадлежать лишь тем, кто достоин
ее. А достойны не те, кто рвется на новомодную
постановку, переплачивая за билеты, с одной лишь целью -
сделать как можно больше селфи и выложить их в
бесконечные просторы социальных сетей, а
те, кто бережно берет в руки книгу и перелистывая страницы
погружается в чтение в
полумраке маленькой комнаты, в одиночестве.
"Нести культуру в массы". Кто придумал этот слоган
наверняка не задумывался долго над его
смыслом... Нести можно чушь, а культура она либо есть,
либо ее нет.
-Был третий звонок. Артисты жду Вас, Оэм.-приторный
клубнично-цветочный аромат модных в этом сезоне духов
заглянувшей в его гримерную помощницы, добавил
раздражения.
Молча он поднялся и прошел мимо нее, не удостоив ни единым
словом и чеканным шагом проследовал по закулисному
коридору к выходу на сцену. Помощница смотрела ему в
след,аромат клубники сморщился и завял под мощной
волной недвусмысленного любопытства.
-Завтра же найдите мне в личные помощники особь мужского
пола- проходя мимо администратора, бросил он ,и не
почувствовал никакого неудобства оттого, что только что
обозначил человека термином "особь". Впрочем,
Администратор- пожилая, бойкая женщина, немедленно пометила
что-то в своем дневнике. Какая разница как выражается шеф,
главное выполнить его поручение.
Скрип крайней доски сцены под его ногой. Тот самый,
известный лишь ему одному предел который отделял его от
зрителя.Черта между реальностью и вымыслом, жизнью и ролью,
им и его героем.
Он не любил первую сцену этого спектакля. Ему
приходилось быть на сцене с первой минуты в одиночестве, а
Оэм всегда старался выстраивать спектакли так,
чтобы как можно реже первым появляться перед зрителем.
Когда людское внимание уже сосредоточено на иных
персонажах, гораздо легче выходить на сцену. Не так
сокрушителен первый, самый тяжелый удар от многочисленных
любопытных глаз и запахов.
Он выпрямился, принял соответствующее образу его героя
выражение лица, обернулся в плотное полотно блестящей ткани,
решительно вышел на сцену и опустился в кресло. Кровь прилила
к лицу и застучала в висках. Теперь он созерцал закрытый
театральный занавес. Почти так же как сотни шумящих
людей по ту сторону сцены. Как забавно... Смотреть на один и
тот же предмет так по-разному. Все они- снаружи, а он
изнутри...Знакомое чувство одиночества тихонько пристроилось
за левым плечом. Тяжелый, вишневый занавес, запах досок и
сгорающих в свете софитов мельчайших частиц пыли. И этот
занавес, его своеобразный защитный экран, неумолимо пополз
вверх. Оэм конечно же уже ощущал общий раздражающий людской
запах, но он хорошо знал, что основная волна накроет его чуть
позже... Сотни человеческих душ устремились к
нему из темноты зрительного зала, сотни глаз, замерли,
отыскав его на сцене, цепко впиваясь в его облик, черты
лица и стараясь завладеть его взглядом. Он никогда не смотрел
в зрительный зал. Стучащиеся в его разум зловонные
человеческие души, больные всеми известными пороками, кто-то
в большей, кто-то в меньшей степени казалось стремились
уничтожить его разум, лишить возможности произносить текст. И
тем неменее, он смог проговорить первую фразу. А дальше...
Дальше всегда было намного легче. Он просто обязан
отыграть этот спектакль до конца. Роль постепенно
завладевала его сознанием, помогая отключиться от реальности
и все же Оэм запнулся, не сумев произнести реплику целиком,
оглушенный очередной порцией запахов. Зал на миг замер,
заметив странное состояние артиста. " Он бухой чтоли?"-
бесцеремонно громко поинтересовался здоровый детина на
третьем ряду у своей модно разрисованной спутницы. Та гадюкой
зашипела на него и снова уставилась полным обожания
взглядом на Оэма.
Видимо пора отправляться на покой, ведь он давно уже мог
позволить себе отказаться от участия в спектаклях. Ничего
ровным счетом для него бы не изменилось. Как тогда в книжном
кафе сказала Мари? - "Здесь до Вас никому нет дела".
Вернее не скажешь. И правда,никому нет до него дела.
Впрочем, как и ему до других.
Он скользнул взглядом по лицам зрителей восьмого ряда. Ее
конечно же там не было.
Первая зловонная волна схлынула, с ним теперь ее разделили
сами того не подозревая его партнеры по сцене.
Становилось немного легче. Удушающая волна постепенно
трансформировалась в его сознании в два противоположные
скопления запахов- человеческих сущностей и парфюмерных
ароматов. Он подавил усмешку. Эти два лагеря навсегда
останутся для него непримиримыми. Стоила ли популярность этой
ежедневной муки? Заглушить... Заглушить собственное обоняние.
Яркое словно вспышка воспоминание о Мари тронуло что-то там
где должна была быть душа. Аромат...
Внезапный, тонкий, но способный с удивительной легкостью
мгновенно укратить окружающие его запахи аромат
сладко-горьковатой гардении пробился сквозь окружающий смрад.
Слишком реальный чтобы быть лишь воспоминанием... Оэм резко
выпрямился. Слова роли так и застыли на его губах. Заметив
эту перемену, артисты с опаской посмотрели на него. Он
подошел к краю сцены и вопреки собственным правилам впервые
всмотрелся в зрительский зал. Сотни женских душ,находясь под
властью разыгрываемого им на сцене действия ,
ища, притягивая к себе его взгляд, жаждущие быть
замеченными, вздохнули в едином порыве и затаили
дыхание. Лица, глаза, влажные ладони, дыхания...Словно
зверь он втянул воздух воспаленными ноздрями, в стремлении
препарировать общую массу запахов и найти источник особого
аромата, найти ее...Прикаснуться хоть легким
полудвижением...Вот и она.
Мари смотрела на него. Вовсе не с восьмого гостевого ряда,
билеты на который он лично направил ей, а из глубины зала. Ни
тени восхищения столь присущего зрителю на спектакле не было
в ее взгляде, лишь сочувствие, словно каким-то невероятным
образом она ощутила его истинное состояние, укрытое за всем
этим лоском известного, обожаемого публикой артиста.
Прикаснуться...Пусть и слегка. Прикаснуться к ее душе. Ведь
любое даже самое незначительное прикасновение таит в себе
начало обладания. Сознание Оэма ухватилось за
горько-медовый отзвук. Шаг... Еще шаг... Вслед за
приносящим эйфорию и успокоение, переливающимся хрустальной
чистотой ароматом редчайшей человеческой души. Держась
за него как за путеводную нить, он отыграл спектакль на
одном дыхании.
Зал рукоплескал, к сцене потянулись руки с
букетами цветов, мягкими игрушками и листочками бумаги
для автографов. Оэм улыбался, пожимал многочисленные ладони,
благодарил и благосклонно кивал всем, кто захотел подойти
ближе. Его обоняние по-прежнему цепко удерживало ту
легчайшую, отныне оберегающую его вуаль, вуаль божественного
аромата, а взгляд снова и снова отыскивал среди толпы
миниатюрную фигуру Мари.
*****
Москва встретила его своей извечной суетливостью, запахом
свежего асфальта и равнодушной снисходительностью.
Увядшая под натиском этих других запахов аристократичная
строгость и сырость Лондона была тут же мысленно
безжалостно помещена Оэмом в стеклянный, непроницаемый сосуд
воспоминания, запечатана и поставлена на одну из тысячи
полок его памяти. Он вернулся домой. Все события минувших
месяцев теперь лишь в прошлом.
Его ждала работа, коллеги и близкие. Радость наполняла
сердце.
Легко, совсем как в детстве, он вбежал по ступенькам к двери
своей квартиры и трижды коротко позвонил в старенький звонок.
Приникнув к двери с улыбкой прислушался к торопливым
материнским шагам и вот спустя лишь мгновение она возникла
перед ним, взволнованная и обрадованная.
-Сынок мой вернулся,- она обняла и прижала его голову
к себе. Он не успел произнести ни слова в ответ. Выцветший,
не сбалансированный аромат имитации сирени, призванный
заглушить естественный запах тела матери как шлейфовая
составляющая был мгновенно отброшен его обонянием.Волна
резкого химического хлористого запаха в сочитании
с острым запахом аммиака, перца и уксуса в миг накрыла
его сознание. Картотека ароматов в его памяти мгновенно
выявила совпадение...Неудовлетворенное, униженное эго
и.... Властность? Застыв на месте и глядя в материнские глаза
он тщетно пытался понять как такое возможно. Как
возможно что его всегда такая милая и добрая мамочка на
самом деле совершенно иная?
- Что, блудный сын вернулся?- послышался из комнаты голос его
отца. На ватных ногах, не успев опомнится от нахлынувших
чувств, Оэм вошел в квартиру. Отец стоял у окна, как всегда
подтянутый и статный и как всегда даже не обернулся при его
появлении.
-Решил вернуться на родину? На совсем или на время? - все так
же не оборачиваясь произнес тот. И тут Оэм впервые сделал то,
что никогда раньше не делал- подошел к отцу и резко повернул
его к себе,чтобы посмотреть ему в глаза. Стойкая,
четкая смесь из запахов мышьяка и меркаптана, опознанная его
обонянием еще едва он вошел в помещение, теперь стала
невыносимо яркой.. Страх и зависть. Черт побери. Страх
и зависть. Вот что на самом деле формировало и губило
все эти годы душу его жесткого и как всегда казалось
сильного и властного отца. Страх перед надвигающейся
старостью и зависть к его, сына успеху.Осознание
того,что только что против собственной воли он
без малейшего усилия препарировал души собственных
родителей вызвало тошноту. Все изменилось. Его жизнь
изменилась. Окончательно и бесповоротно...
Дом наводнили многочисленные друзья и родственники,они шумно
приветствовали Оэма, цветы, бутылки шампанского заполонили
все вокруг, все были рады неожиданному поводу встретиться.
Оэм отстраненно смотрел на всех этих людей когда-то
казавшиеся ему близкими. Зависть, лицемерие, неприязнь,
ненависть... За всеми этими улыбающимися лицами...
Неискренность. Боже, какая чудовищная неискренность! Мысли
неумолимо возвращались к Томасу Грею снова и снова. К
тому последнему дню в Лондоне. Пустой взгляд маленькой
девочки внезапно наполняющийся смыслом, словно пробуждающийся
от сна от прикасновения тонкой перчаточной кожи по-прежнему
был перед его глазами. Для чего все это? Чего добивался
Томас? Уровнять себя с Богом? Познать, разрезать на кусочки
человеческую суть с той же легкостью что разделывают
податливую тушку мертвой рыбы? Заглянуть туда куда не
удавалось заглянуть никому? Трудно ли быть богом? Где та
тонкая грань между божественным и безбожным? Между душой и
телом...Что теперь осталось у него самого? Он ведь так и не
смог понять для чего все это. Что теперь осталось у него
самого? В этом неискреннем мире примитивного восприятия
ароматов. Что теперь осталось у него? Здесь, где ни
один даже самый близкий человек не способен был ощутить хоть
жалкое подобие того что был теперь способен ощущать он. Зачем
он здесь? Почему трусливо сбежал едва прикаснувшись
возможно к величайшей из тайн природы и человека и
человеческой природы.Что теперь осталось у него? Воспоминание
об утраченных возможностях? Вопросы кружились в его
голове бесконечным, причиняющим почти физическую боль
хороводом.
Неловко улыбнувшись он отошел к окну.Глаза способны
сказать гораздо больше чем слова, именно по этому,
испытывая боль и разочарование Оэм поспешил отвернуться.Гости
снова зашумели, очень быстро позабыв о нем. А он смотрел на
родной город который вдруг стал ему чужим... Никогда еще он
не был столь одинок .
Ночь раздумий и утром Оэм уже ехал в аэропорт. Для чего и на
что надеясь на тот момент он не мог себе
ответить. Прекрасно понимая, что просто так приехав в
аэропорт не возможно вернуться в Лондон без
длительного оформления соотвествующих документов ,Оэм тем
неменее стремился туда с рвением одержимого. Сама по себе
жизнь абсолютно бессмыслена если не имеет смысла... А
смысл можно найти лишь создав его. И пусть он сейчас
создавал всего лишь иллюзию этого смысла...
Его разум был настолько измучен, что он не смог даже
удивиться, мельком увидив через огромное окно
аэропорта мерцающий серебристым блеском борт самолета "
GreyNuare".Аромат чистого кубинского табака, кожанного
старинного книжного переплета и согретого в теплом бокале
коньяка заставил его остановится и обернуться.
Томас сидел на одном из многочисленных кресел в зале
ожидания. Оэм молча подошел и сел рядом. Радость от
встречи всколыхнулась волной в сердце и сменилась
необычайным покоем и уверенностью. Как могло
случиться так, что этот абсолютно чужой для него человек
знакомство с которым длилось меньше года, человек мысли о
котором всего лишь какие-то сутки назад вызывали
лишь отвращение,сейчас казался ему ближе и роднее
собственного отца?
- Не буду говорить лишних слов- наконец заговорил Томас.- Ты
нужен мне. Нужна твоя помощь. Я готов рассказать тебе все что
знаю. Научить всему.Кроме тебя ... он неожиданно умолк,
мучительно подбираю правильные слова.
...." никто не сможет понять".- мысленно закончил Оэм начатую
фразу.
- Когда вылет, Томас?- коротко спросил он, избавляя их
обоих от продолжения неловкого разговора.
Не многочисленные пассажиры других рейсов провожали взглядами
двух идущих рядом мужчин, узнав в одном из них
известного артиста , а в другом разглядев какую-то особую ,
не московскую стать, пока те не скрылись за стеклянными
дверями зоны вылета.
******
Оэм открыл глаза. За окном иллюминатора умиротворенно
проплывали облака.
Томас сидел в кресле напротив, держа в руке стакан
свежевыжатого лимонного сока.
-Доброе утро. Вернее скоро вечер. Со временем
ты привыкнешь к постоянной смене часовых
поясов. Очень скоро ты поймешь, что теперь не являешься
частью какой-то одной страны. Ты принадлежишь всему миру.
Так что почти постоянно будешь присутствовать в разных
часовых системах. Привыкнешь. Знаю, вопросов у тебя больше
чем ответов. И это нормально. Будем искать на них решение
по мере поступления.
Оэм потянулся в кресле, расправляя затекшие от сна мышцы.
Он знал- начинается один из тех разговоров, которые всегда
имели для него большое значение, ибо раскрывали многие
неведомые ему знания. Но на этот раз он задал мучающий его
вопрос первым:
- Томас, тогда то, что произошло в больнице... для чего ты
это сделал?
Томас кратко взглянул на него и вновь пригубил стакан
лимонного сока.
- Любое знание бесполезно, если не имеет практического
применения. Я лишь применил знания.
Оэм вздохнул. Томас не меняется. Очередной ответ без
продолжения.
-Ну хорошо. - удобнее устроившись в кресле произнес Томас.-
Вот ответь мне, что такое человек ? Дай определение
человеческой особи.
Оэм скрестил пальцы. - Физическое тело и субстанция,
именуемая душой.
-Верно. Всего две составляющие- материально-физическая и не
материальная. Обозримая и назовем ее так - сакральная. Тело
и душа. Сочитание несочитаемого.Ты когда-нибудь задумывался
над тем, что человек всегда находится в вечной борьбе- с
миром и с самим собой? И эта борьба не прекращается
ни на одну минуту, ни на долю секунды от рождения до
самой смерти. Дитя конфликтует с собственной матерью
будучи еще всего лишь удачным сложением клеток, вызывая
токсикоз, родившись, борется за свое существование с
внешним враждебным миром. Человек конфликтует с
окружающим миром всегда и во всем. А почему? Потому-что он
так устроен. В каждом человеке заложено это противостояние,
самому себе. Душа противостоит телу, тело-душе. Все
существование на противоречиях. Детство в стремлении скорее
стать взрослым, поторопить время и увядание в стремлении
время остановить. Мечта о скором взрослении сменяется
страхом перед неминуемым концом и мечтой о бессмертии
в том или ином проявлении.Ты задумывался о вечной жизни? О
бессмертии которого так жаждет человечество? В чем его
видят? В вечном существовании плоти и тела,
отсутствии недугов и признаков старости... А
большинство, понимая невозможность этого, одержимо
производит на свет потомков дабы "оставить след на земле" А
вечная жизнь не в вечности тела.В вечности души.
Прописные религиозные истины. Вечность души. В ином
теле...
И я всего лишь доказал опытным путем возможность
перемещения души после физической смерти тела в иное тело-
иную оболочку. Собственно вот и все.
-Но та вторая девочка. Она же была жива. Ты что же поселил
две души в одно тело?
-Жива. Физически. Телом. А душа....скажем так мертва.
От пережитого горя. Так бывает. Порог того, что может
пережить тело намного выше того что может выдержать душа.
Скоро ты поймешь, что эти люди несколько отличаются от всей
той массы сытых и избалованных особей ,ужасающие ароматы
разлагающихся с годами слабых, уязвленных душ которых
мы чаще всего обоняем.
И тем неменее все эти несовершенные,порой отвратные души на
самом деле обладают истинным бессмертием.
Человеческую душу очень легко изъять из одного тела и
перенести в другое. Или же просто поместить в
стеклянный сосуд. Вечная жизнь.
Бессмертие даровано каждому несовершенному человеческому
существу. И лишь ты и я - иные. Как это не парадоксально.
Мы как раз единственные по-настоящему Смертные. Ибо
обделены с рождения и не имеем того, что можно было
бы сублемировать, аромата души, а соответсвенно и
самой бессмертной души.
- А... Она?- тихо спросил Оэм.
-Диана. - Томас опусти взгляд на мгновение умолкнув.
-Диана- вновь повторил он.- Величайшая загадка всей
моей жизни. Уникальна. И как заведено в этом мире
уникальность и редкость всегда бесконечно уязвимее
обыденности и множества.
Оэм задумался. Безусловно за время знакомства с Томасом он
узнал о Принцессе Диане практически все что можно
было узнать и что возможно было увидеть простому
смертному. Знал о некоторых ее милых и не очень привычках,
о не простой семейной жизни и о многом другом. И все же...
-Не понимаю я, как такое возможно, Томас. Допустим ты
и я не обладаем присущими другим субстанциями душ, скажем,
ошибка в небесной канцелярии и нас обделили. Однако
это же не значит что мы с тобой безгрешны и святы.
Возможно имей наши души запах они смердили бы побольше
многих. А она? Почему она такая? Почему ее аромат
не обезображен грехами и пороками? Ведь не безгрешна
и она, живая, молодая женщина, живущая в мире соблазнов и
примитивных страстей?
-Над этой загадкой я бьюсь всю свою жизнь, Оэм. Любой
человек для меня раскрытая книга, со всеми своими чувствами
и желаниями... Я научился относиться снисходительно к
недостаткам и слабостям других, научился маскировать их
страхи и несовершенства. "Мушки". Я называю свои
индивидуально созданные для людей ароматы " мушками". Я
можно сказать прикрываю язвенные оспины на их душах
элегантным подобием "родинок" дабы облик их стал хоть
немного привлекательнее. Создаю иллюзию. Для них и для
себя. И лишь она... Один лишь божественный аромат гардении
и все... Чем на самом деле живет она? Чего боится? От чего
страдает? О чем думает и чего желает ее душа. Я знаю ее с
детства. И ни разу за все эти годы я не приблизился к
разгадке ни на один шаг. И с каждым годом, с каждым днем и
минутой во мне крепнет этот сводящий с ума страх.
Тело уязвимо. А ее душу я сохранить не могу!
Томас умолк и обернулся к иллюминатору. Оэм последовал его
примеру. Под крылом уже раскрывались едва различимые
очертания охваченного дождевыми тучами Лондона. Они
помолчали. Оэм понимал насколько трудным был этот разговор
для Томаса.
- Вечности для нас не существует,Оэм. Для нас и для нее. Я
создал элексир бессмертия. Для всех. Но только не для нас и
не для нее. Словно кто-то там, свыше решил посмеяться надо
мной.
Томас поставил стакан с соком на столик и снова
взглянул в окно.- В Лондоне дождь.
*******
С того дня как Оэмвернулся в Лондон многое изменилось в
его жизни . Он не оставлял конечно же своей основной
профессии- съемки и спектакли в театральных проектах
по-прежнему занимали существенную часть его жизни, но он все
реже посещал Москву. Томас все больше и больше посвещал его в
свои дела. Оэм все больше становился частью империи Томаса
Грея. Парфюмерные бренды, многочисленные фабрики и самые
разнообразные проекты под влиянием лорда Грея
опутывали земной шар как стройная, выверенная система
паутины связей и контактов. Оэм воспринимал с жадностью все
новые знания, совершенствуясь в парфюмерном искусстве день за
днем, посещая лично цветочные плантации, отбирая лучшее сырье
и абсолюты во Франции, Египте, Арабских Эмиратах. Многие годы
спустя Оэм осознает, что тогда Томас не просто обучал его как
молодого и перспективного единомышленника, он готовил
себе замену...Но в то время Оэм лишь со свойственной молодым
людям активностью познавал мир к которому теперь был
причастен все больше и больше. Они не прекращали исследований
и попыток сублимирования абсолюта истинной гардении, изучая
родственные ей виды. Связь ароматов окружающего мира с
человеческими душами и их влияние давно перестала
удивлять Оэма, он принял это как данное и лишь с той же
одержимостью что и Томас ежечасно стремился приблизиться к
разгадке. Как и Грей он увлекся анатомией и пользуясь
связями лорда беспрепятственно мог изучать строение
человека и наблюдать все физические и химические процессы
происходящие в побежденном смертью теле. То, что раньше
вызывало в нем отвращение и страх, теперь было не более чем
часть их общего с Томасом исследования.
Для него было доступно все. Его принимали в королевском
дворце, он был вхож в ближние круги Ватикана, он был знаком с
самыми влиятельными людьми планеты, снискал уважение
политиков и богатейшей элиты. Оэм здоровался за руку с
величайшими мужчинами и целовал руки величайших женщин
земного шара, но больше не чувствовал их какой -либо особой
значимости, которую обычно ощущают люди в общении с сильными
мира сего. Теперь он осознавал собственное превосходство и
это позволяло ему быть одинаково равнодушным и к президентам
и к женам президентов, к магнатам и прочим личностям,
принятым считаться " солью земли".Теперь он очень хорошо
понимал ту скуку и пресыщение, которое испытывал Томас. Он
многое теперь понимал. И все же смотрел, но многое не
видел....
Ту холодную, дождливую лондонскую ночь он вспоминал многим
позже. Когда тщетно пытался понять как он мог тогда быть
столь невнимательным, почему как зверь не почуял
приближение неминуемой беды, ведь поворотный момент произошел
именно в ту ночь. В ту ночь, когда в поместье лорда Грея
неожиданно приехала принцесса Уэльская Диана.
Тогда Оэма разбудил аромат. Нет, не так. Аромат заставил его
немедленно вскочить с постели. Абсолют Гардении.Диана. Здесь.
Втянув ноздрями воздух и наскоро набросив одежду, Оэм
покинул свою комнату и никем не замеченный проскользнул
в едва освещенную просторную гостинную. Томас и Диана
сидели напротив друг друга. Он держал ее тонкие пальцы в
своих ладонях. Даже в приглушенном свете было отчетливо видно
как блестят слезы на ее щеках.
- Том, я не знаю что мне делать. Я не знаю как мне жить. Я
знаю, долг перед моей семьей, перед людьми обязывает меня
проявлять терпение. Но...Он... Чужой. С ней. Все время с ней.
Для меня у него ничего нет. Меня для него нет. Я как кукла ,
ширма, прекрывающая его жизнь. Я одна.Все время одна.
- Одна? - переспросил Томас. - Ты- любимица своего народа. У
тебя двое сыновей. И ты одна?
- Да, Томас. Я совершенно одна.
- Ты приняла решение, Диана. Вышла за него. Ты конечно
же думала, что сможешь. Сможешь жить жизнью, которую
выбрала. Ведь
о такой жизни мечтают многие. К тому же твоя семья
наконец-то начала гордится дочерью. К стати,напомни, когда
именно твоя мать стала гордится тобой? Вероятно где -то между
тем как наняла нового садовника и завела третью
собачку?
-Не надо, она любит меня, я должна оправдывать ее ожидания.
Она очень многое мне дала и многому научила.
-О, даже не сомневаюсь! Рожденные ползать очень любят учить
летать. - Томас сжал руку в кулак-
- Ты с самого начала знала, что перешагиваешь через
саму себя, через свои желания и стремления только лишь ради
интересов своей семьи. Их интересов, не своих. Позволила
упрятать себя в кокон обязанностей, предписанных этой самой
выбранной ими жизнью. Ты одна? Так это всего лишь
оттого, что ты слишком долго жила чужими интересами.
Скажи мне какой помощи ты ждешь? Зачем ты приехала
комне? Чем я могу тебе помочь? Ведь если бы тебе не нужна
была моя помощь тебя бы здесь не было.
-Томас. Я стала очень часто думать о разводе. Слишком часто.
Томас глубоко вздохнул возвращая свое обычное спокойствие и
сел рядом с ней -Утешься,- мягким, словно бархатным
тоном проговорил он- что бы ты не решила, ты всегда можешь
расчитывать на мою поддержку. И знаешь что... Для начала
давай устроим каникулы?.Позволь мне увезти тебя хоть на
неделю. Отдохнешь. Обо всем подумаешь спокойно.
В ее глазах промелькнула надежда,но тут же угасла,
уничтоженная сомнением.- Мне никогда не дадут уехать. Ты же
знаешь.
- Об этом не беспокойся. Просто скажи. Хочешь ли ты этого?
Хочешь ли ты?
Диана посмотрела на него своими чистыми голубыми глазами,
усилившийся от волнения сладко-ванильный аромат едва не свел
Томаса с ума.
- Хочу. Больше всего на свете. Уехать от всех,но...
Томас прикаснулся рукой к ее губам, заставляя
умолкнуть. - Тише.Я услышал все что хотел услышать.
*****
" Burlesk" ( Agilera& Sher)
Служба личной охраны королевских особ знала свою работу.
Сопровождение принцессы Уэльской было ежедневной рутиной для
ее агентов. Благотворительные вечера, публичные выступления
или посещение больниц Реже визиты в музеи и картинные
галереи. Но сегодня Диана неожиданно приняла решение посетить
салон женского платья. Столь спонтанное, не внесенное заранее
в ее расписание решение слегка озадачило личную охрану, но
перечить ей никто не решился, ограничившись лишь тщательным
предворительным осмотром выбранного королевской особой
бутика.
Диана быстро покинула машину и скрылась в дверях небольшого
магазина. Личная охрана без промедления заняла свое место у
входа.
Диана же сразу покинула помещение магазина через черный ход
и устремилась к зданию через дорогу. Никем не
замеченная, дрожа от нахлынувших ощущений и пьянея от
собственной решительности она исчезла в дверях элитного
гей-клуба.
- Давай, переодевайся. Нас уже ждут в аэропорту.-
лучезарная улыбка ее друга Фредди Меркьюри предала ей
уверенности.
*****
*"Do it" (til' you're satisfied) B.T. Express.
Аэропорт на первый взгляд продолжал жить своей обычной
жизнью. Но это было лишь на первый взгляд. Несколько десятков
агентов британской разведки проверяли каждый убывающий рейс.
Присутствие их было как и положено практически незаметным,
однако многие из них одновременно обернулись когда в здание
аэропорта ворвалась толпа визжащих девиц, окруживших
популярнейшего певца и его группу. Фредди улыбался, раздавал
автографы и фотографировался с фанатами. Создаваемые ими шум
и суматоха мгновенно нарушили привычный ритм жизни
аэропорта .
- Какого черта он не пошел спецкоредором- выговорил один из
агентов и подал знак остальным приблизиться к группе. Они
внимательно рассматривали каждого из сопровождения
музыканта.
- Мы когда-нибудь уже сядем в самолет?- с явным недовольством
вопросил между тем Фредди и злобно прищурился. -
Мы летим спец рейсом. Оформите нас уже кто-нибудь! - для
большей демонстрации своего раздражения он резко бросил свою
сумку сопровождавшему его молодому худощавому юноше с
серо- голубыми глазами- Что встал? Двигай быстрее! -
толпа перед ним почтительно расступилась, пропуская их
вперед.Худощавый юноша послушно пошел рядом. Группа двинулась
к выходу на взлетное поле.
Ничто так не действует на работников таможенной службы как
недовольство вип-персоны с явным последующим скандалом.
Поспешно оформив документы их пригласили на посадку. Агенты
британской разведки проводили группу явно неприязненными
взглядами. Среди них не оказалось поклонников таланта
"звезды". Проходя мимо них, молодой юноша,
сопровождающий Меркьюри в числе остальных музыкантов плотнее
прижал к груди доверенную ему сумку и опустил глаза....
* Andrea Guerra "Cuore sacro theme".
-Видишь? Нет ничего невозможного, моя девочка, шепнул Фредди,
уверенным шагом преодолевая путь до взлетной полосы и забрал
свою сумку. - Нет ничего невозможного. Не о чем не надо
жалеть и ничего не надо бояться. Все проходит, но ничего не
исчезает. А жизнь это всегда ожидание следующего дня.
Диана улыбнулась ему и взяла за руку.Кому-то свыше было
угодно, чтобы этот счастливый момент они пережили вместе,
чтобы именно этот совершенно безрассудный поступок она
совершила с ним.Чтобы именно с Фредди началась новая страница
в жизни жаждущей свободы принцессы.Именно это мгновение как
держала его за руку и шла рядом,щурясь от осеннего
солнца,согретая теплом его ладони и теплом солнечного света,
она вспомнит когда всего через месяц Фредди не станет...
*****
Томас и Оэм ждали их в Бангкоке. Фредди отказался от
приглашения лорда Грея провести ближайшие несколько дней с
ними и простившись с Дианой, улетел следующим рейсом в Париж.
-Куда мы полетим, Томас?- глаза ее блестели от возбуждения.
Оэм отметил про себя, что их Высочеству невероятно идет
мужское платье.
- Куда захочешь,- улыбнулся Лорд Грей устроившись в кожанном
просторном кресле.- Пилоты ждут лишь твоего распоряжения.
Хочешь прогуляться у египетских пирамид или по улочкам
Вероны? А может быть хочешь тишины французского
прованса?
- Тишины. Я хочу увидеть океан. Только океан. - тихо
произнесла Диана.
Оэм мельком взглянул на нее. Аромат ее менялся в зависимости
от настроения: становился то более насыщенным, то уходил в
легкий сладковатый аккорд.
Томас кивнул и подозвал пилота.
Под мерное гудение двигателей Оэм забылся сном. Очнулся он от
громкого голоса Томаса- Дорогая моя, можешь не беспокоиться.
Там в радиусе десятков километров нет ни одной живой
души.
Самолет совершил посадку и дальнейший свой путь они
продолжили на вертолете.
- Ты хотела тишины и океан- обратился к Диане Томас. - Под
нами сейчас как раз Тихий океан.
Оэм взглянул в окно. Внизу бирюзовым серебрилась бескрайняя
вода и лишь небольшой зеленый кусок суши с белоснежными
песчаными берегами выделялся на фоне синевы. Томас пригубил
бокал красного вина:
-Добро пожаловать в рай, дамы и господа!