Он сидит в инвалидной коляске. Кустистые брови. Слезящиеся глаза. Неожиданно острый взгляд из-под бровей. Перед ним идет колонна «Бессмертного полка». Все несут портреты, кто-то пытается петь фронтовые песни, впереди колонны ухает военный барабан, отбивая маршевый ритм.
Он держит портрет. На портрете матрос. Чуб залихватски завивается верх. Белозубая широкая улыбка. Надпись: «Федоренко Иван Савич. Погиб в 1943.» Матрос на портрете сильно смахивает на держащего портрет человека. Только тот, что в коляске, не улыбается. Подхожу поближе. Так и есть. Сам себя, что ли, держит?
-Добрый день отец. Кто это у Вас? Похож очень…
Он прокашливается. Острый высверк взгляда из-под бровей.
-Брат это, Ванька. Близнецы мы были. Ходили вместе на тральщике на Северном флоте.
Долгое молчание. Майское солнце греет спину. С Камы дует уральский холод. Кое-где ещё лежат льдины, черные, полурастаявшие кучки снега.
-Конвой шел на Мурманск. Тут немец вылетел из облаков на бреющем. Три «Юнкерса». И по нам с пулеметов. Он кашляет, вытирает глаза тыльной стороной ладони. –Есть покурить?
Я вообще не курю. Но почему-то догадался заскочить в магазин, и взять пачку каких-то сигарет. Протягиваю ему пачку. Он неторопливо закуривает.
- Как пошли они на второй заход, по ним зенитки с эсминца сопровождения ударили. Сбили одного. А двое других на наш тральщик уцелились. Тут Ванька на меня и кинулся, собой закрыл. У меня-то уже жена была тогда. Малой. А у него никого. Вот он так и порешил, чтобы мне жить.
Он опять молчит. Взгляд стекленеет. Он где-то далеко. Там, в студёных черных волнах, под огнём, на вспоротой палубе.
- Вишь, вот, за двоих живу. Уже в гроб давно пора, а все живу. Правнук вот родился.
Он неожиданно улыбается, и я вижу что улыбка – точь-в-точь как на фото. Такая же широкая, и так же правая сторона больше оттянута вверх.
Колонна нестройными рядами прошагала дальше. Запах сирени кружит голову.
Я не знаю что сказать. Как выразить свою благодарность, какие найти слова. Он понимающе смотрит на меня.
- Ступай милок. Это вот хорошо вы придумали, с энтими портретами. А то меня на парады не пущали раньше. Куда мне неходячему. А тут я вроде как тоже вышел. Да и брата народу показал. Пусть хоть посмотрят.
К нам подходит женщина среднего возраста.
-Дедунь, поехали домой. Прошли ведь все уже.
Она мягко смотрит на меня.
-Понимаете, дедушка уже совсем плохой был, не говорил. А тут увидел по телевизору что есть такое – «Бессмертный полк». И завёлся. Я, говорит, должен Ваньку пронести, чтобы люди видели. Ожил. Портрет изготовили. Так он этого дня ждал… Ни за что, говорит, не помру. Это, говорит, мой долг.
- Мы тут рядом живем, вот он с самого утра ждет.
Они уходят от меня, матрос-инвалид, и его внучка. Жизнь продолжается. Потому что память не глохнет. Волны этой памяти из страшного и великого прошлого плещутся здесь, в этом студёном и солнечном майском дне, отмывая всё наносное, минутное. Мы вросли в то время. И выросли из него. Эта огромная беда никого не обошла стороной. У каждого найдется портрет из того штормового времени, и каждый в нашей стране может взять и пронести его. И эта родовая память дает силу. И надежду.