Трагедия снайпера

Трифонов Дмитрий Юрьевич
ТРАГЕДИЯ СНАЙПЕРА

Снайпера выстрел- это убийство,
Или искусство, смотря как считать.
Но кто- то дал ему это право
Жизнь человеческую оборвать.
Отец-командир, Бог или дьявол,
Чья в том заслуга или вина?
А может и вовсе игра без правил
И смерть бедолаги предрешена.
Судьба или карма какая разница,
Как называется смерти плевок.
Сердце нАсквозь или глазница,
А можно просто пробить висок.
Так думал снайпер прицел поправляя,
Русский солдат в перекрестье пред ним.
В чёрную бороду ухмыляясь,
Скоро врагом станет меньше одним.
Что погранец занесло тебя в горы?
Присяга, отвага, глупый приказ?
Ты думал, мы крысы, попрятались в норы
И нас перещёлкать так просто, на раз.
Мои это горы, солдатик ретивый,
Снайпер крепче прижал приклад.
Не долго на свете ты пожил служивый
И  хватит с тебя, отправляйся в свой ад.
Щёлкнул боёк, сделав должное дело.
Пуля, что ей, жертву нашла без труда.
И опустилось на землю тело,
С душою своею простясь навсегда.
Снайпер взглянул на часы, отметил,
Как и планировал, восемь ноль ноль.
Быстро сработал, никто не заметил,
Жаль погранец не прочувствовал боль.
Но сантименты здесь вряд ли уместны.
Это война, кто её развязал?
Смерти для каждой есть время и место,
Великий мудрец это вроде сказал.
Снайпер ещё раз в оптику глянул,
Движенье какое-то глаз уловил.
И, ужаснувшись, резко отпрянул,
Страх его будто к земле пригвоздил.
Там, там где тело недавно упало,
Снайпер глядел, аж до рези в глазах.
Там Богородица молча стояла.
Как на иконе, с младенцем в руках.
Снайпер зажмурился. Морок? Виденье?
Может я Бога чужого убил?
Не верю ни в сказки, ни в приведение,
Он про себя как молитву твердил.
Не может такого быть, просто не может.
Чужая Богиня ты мне не указ!
Солдатику этому ты не поможешь,
Иль воскресишь, как там с этим у вас?
Открыл он глаза, Божья Мать перед ним.
Рукой протянись и дотронуться можно.
И смотрит, с каким-то укором немым,
Да так что и взгляд отвести невозможно.
Она не ругалась и не угрожала,
Скорее сочувствовала, но чему?
И снайпер вдруг понял, жена ведь рожала,
Наследника, первенца, сына ему.
Как раз в этот час, вдалеке от войны,
В хорошей больнице, с врачами и мамой.
Волнения лишние ей не нужны,
Его ненаглядной, красивейшей самой.
"Уйди от меня"- закричал он Богине!
"Коль я виноват, так меня и судить.
А сын мой родится, ни в чём не повинен,
К нему и на выстрел не смей подходить".
И вдруг Богородицы образ исчез.
Пропало виденье, но легче не стало.
Страх первобытный в сознанье залез,
Давило на грудь, воздуха не хватало.
И мучимый болью он скрылся в горах,
Они ведь и вправду егошние были.
На, почему-то дрожащих ногах,
Просил он укрытья и горы укрыли.
Вот звонкий ручей с ледяною водой.
Напиться, умыться, глядишь и отпустит.
Ну, а потом, дозвониться домой,
Если сигнал эти горы пропустят.
Он звонит. Связь есть. Мать ответила : " Кто?"
" Салам мама. Я. Как у вас там дела?
Тревога на сердце, случилось ли что?
И, ради Аллаха, скажи, родила?".
Молчанье в ответ. Снайпер голос срывая
Хрипит в телефон : " Говори, не молчи! ".
И мать ему шёпотом, слёзы глотая :
" Сейчас расскажу, только ты не кричи.
Жена родила тебе двух сыновей,
Но вот друг на друга они не похожи.
Один мальчуган наших, горских, кровей.
Другой, почему-то, совсем белокожий.
Волосики белые, синий цвет глаз,
Позора подобного не было с нами.
За что же шайтаны так взъелись на нас?
Быть может и мы виноваты в чём сами.
А первый малец твоя копия… был.
Глаза и волосики чёрная смоль ".
" Что значит был ? " – снайпер просто застыл.
" Он умер, сынок. Ровно в восемь ноль ноль".
Мать что-то ещё в телефон говорила,
Но снайпер не слышал уже ничего.
А из ручья, где водица бурлила,
Чужое смотрело лицо на него.
Он не узнавал своего отраженья,
Лишь, как заведенный, твердил : " Почему?
Имеет тот выстрел какое значенье,
К произошедшему ко всему? ".
И мать ему снова : " Что делать скажи?
Белёсый мальчонка зачем нам такой? ".
И снайпер ответил : " Бог дал. Будем жить.
А светленький – пусть. Я ведь, мам, весь седой…".