Чем больше нас везде, тем меньше нас осталось.
Кривой мой нос и галстук не ношу.
В подъезде надписи про радугу и старость,
никто не видит их — их только я пишу.
Звенят ручьи, как банки пепси-колы.
Пришла весна — взглянула и ушла,
на главной улице деревья и колонны
шумят серёжками, крошатся, и шуршат.
Дороги — чтоб идти, и вот по ним уходят:
никто не возвращаются назад,
маша крылами на растоптанных прохожих,
немного могут так, а больше не хотят.
Осталось мало нас, зато в местах во многих:
в присутствиях , в квартирах и дворах.
Усохшие и хрупкие уроды –
Афиши на заборах и дверях.
И сохнет клей и выцветает краска,
сострижены волосья и усы,
и к гладкой морде прилепилась маска
с двухстами видами копченой колбасы.
P.S.
Живым все в радость — вылезти с берлоги
за сотню поколений хоть бы раз,
найти свой путь на выжженной дороге,
в пустынный и измученный Дамаск.