Мама, привет! Проходи.
Давай, наконец, поговорим,
Пока мне ещё тридцать один
и волосы без седин.
Что скажешь насчёт откровенной лжи
Людей, наполняющих этажи
Суровых серьёзных зданий?
Людей, в которых утрачена суть,
Людей, у которых заучен путь
Без бурь, без сомнений и без восстаний.
Скажи, что ты думаешь о зиме,
Когда в серебристой хрустящей тьме
В снегу оставляешь следы самой первой?
И почему потом, по весне,
Это же место в грязи, но в белье
Новом, и чувства острее, и нервы?
Ещё расскажи про слепую любовь,
Когда то вскипает, то стынет кровь.
Откуда во мне способность
Нести её нежно в своей душе
И, запивая боль панаше,
Искать в себе силы ловить невесомость?
Куда пропадают мурашки с кожи,
Когда понимаешь, что всё – уже можно?
Психологи или поэты – кто прав?
И почему сквозь открытые раны
Хлещут горячим живым фонтаном
Чувства и не превращаются в прах?
Представь вот – она милая и красивая
Он «умирает от нежности» (как у Земфиры)
А ещё от волнения…
И через год у них пополнение,
Но он уже ищет другое влечение.
Где эта грань?
Как распознать лицемерие?
И дело тут не в поколении…
Не надо об этом, мам.
Скажи мне, пожалуйста, во что мне верить?
В «разбитую чашу уже не склеить»?
«В одну реку нельзя войти вновь»?
И почему так символичны киты?
И почему я – больше не мы?
Мама, я хочу верить в любовь.