Утро началось со стихотворения «Зимняя сказка» Евгения Чепурных:
Бесстрашных колокольчиков дуга
в краях глухих,
как в безднах океанских,
оповещает русские снега
о ярмарках,
о таборах цыганских,
о факелах, горящих на мосту.
...там в ярких травах прячутся букашки.
там розы и акации в цвету,
лазурный бант
и красные рубашки.
А Русь в снегу -
как облако в руке
у Бога, - молчалива и серьезна.
И только колокольчики в дуге
звенят в тоске несбыточной и звездной.
Оконца полусонные сквозят
домашним светом трепетно и скупо.
И Мать ведет Снегурочку в детсад
и говорит: "Побольше кушай супа."
Сбивает с теплой шали пух-снежок,
сто мелких колокольчиков (так много!).
И розовый огонь молочных щек
горит, живет
и греет руки Бога.
Так и покатился день, под чудную мелодию его…
Как ни странно, каждое стихотворение, претендующее на срок жизни немалый, должно быть отчасти вневременно, должно убирать острые углы современного, чуть приоткрывать завесу узнаваемости минуты, часа и дня и ускользать от них, «растекаться» во времени, обнимая своим звездным веществом то, что выше примет, что дышит вечностью…
Чувствуете, какой жгучий и прекрасный русский мороз опаляет вас самих в концовке стихотворения? Как выплывают из них лики архиповских и кустодиевских красавиц? Физически чувствуешь этот подрумяненное яблочко, катящееся по русским сказкам, лубкам, песням… Доминанта русского, узнаваемого, лучшего, греющая всех нас и самого боженьку.
...Как тонко «сбивается» современное «детсад» явлением Снегурочки! Современное мягко продавливается сказочным, растворяется и становится бесконечно объемным. Оно постоянно сталкивается с орбиты дня и уходит в Русский Космос.
…Так же причудлива и игра «мелочей» «Северной сказки», где мы уже счастливо не различаем звона колокольчиков и звездных снежинок, где детсадовская малявка вырастает в Снегурочку и дышит самой сказкой.
И, наоборот, реплика матери выводит Снегурочку из сказки в сегодня! И всё стихотворение тонко скрывает грань яви и почти шмелёвской ностальгии по «тому, что мы потеряли».
Разбежавшиеся поначалу краски и звуки Русского мира вдруг застывают в длани Божией (великолепный образ!), округляются, принимают вид облака, чего-то мягкого, круглого, доброго, как у толстовского Платона Коротаева…
Поступь стихотворения почти стихает, чтобы рассмотреть и расслышать… Мимолетно являются «несбыточная тоска» (сродни строкам Блока в его «России» и цикле «Поле Куликово»), скупой, нищий свет её деревень, и – лучшее опять шагает к фантастическому финалу шедевра.
И всё-таки… снова возвращаешься к облаку в руке Бога. Но видишь его уже подсвеченным «розовым огнём» греющего Русского Мира, в его полноте и бесконечности. Видишь – вечным, непресекающимся.