***

Канайкина Екатерина
Бережёт «за так», но, сродни обычному крепостному,
копит каждый день за пазухой тёплую дань истомы.
И, боясь не дать сполна или выглядеть, как обуза,
набивает истомой пузо.

Лето сгинет в резной конструкции из стихов и боли,
в круглых мякишах, что носило эхо в своём подоле:
проходные склоны, сквозные стоны, разбитый панцирь,
надувное небо,
кисель слезливых радиостанций.

Мой усталый мачо кавычки любит и апельсины,
не выносит солнца. Небо, забывшись, рисует синим,
оставляет домыслам три пути и сто сотен версий.

Там, где солнца слепок печёт боками сухих инверсий
и песок, и пустую пристань,
там, не считаясь со всем, проходит
и река,
и на неё поставленный пароходик.