Мороз крепчает, а ты смеёшься, танцуя лихо по краю льда. Дымящим чаем под ярким солнцем, по сути — просто вода-вода, но чуть подкрашена и по вкусу совсем другая, и в этом соль. Коса струится медово-русо промеж лопаток, спины повдоль. Коса струится змеёй медовой, а ты, как льдинка, белым-бела.
На берегу, у норы бобровой,
лежат два белых твоих крыла.
Мороз сильнее, а ты танцуешь — ладони тянутся к облакам. Снежинки ловишь, как поцелуи: по шее, векам, плечам, рукам. Твои веснушки — отметки солнца, зимой бледнеют: известный факт. Мороз крепчает, а ты смеёшься. Для вольной птицы зима не враг. Для вольной птицы зима — свобода, и есть, и будет, всегда была.
На берегу, у речного схода
лежат два белых твоих крыла.
Зима — подруга, и осень тоже, весна и лето, любой сезон. Мороз кольчугой ласкает кожу, а ты смеёшься — и нежный звон несётся эхом по редколесью, снежок сшибая с зелёных пихт. Но что-то вдруг обрывает песню, стучась испугом тебе под дых. Вдали срывается с ветки шишка, лавина катится вниз в горах.
…На берегу, у воды, мальчишка —
он держит крылья твои в руках.
Он не отступит, когда заплачешь. Он не отдаст их, как ни реви. Научен только не бить лежачих, но птиц не выучен не ловить. Он слышал смех твой — и шёл по звуку, по сказкам зная, как быть, когда поднимет крылья со снега в руки. А дальше будут идти года: женой покорной, воды неслышней, тебе по дому скользить теперь.
А крылья — там, в сундуке, под крышей,
на три засова закрыта дверь.
Ты будешь тише воды и ниже любой из самых ползучих трав, быть может, даже родишь детишек — но кто смирит непокорный нрав? Чаёв дымящих не напасёшься, ромашкой боли не усмирить. Мороз слабеет, а ты смеёшься: чердак однажды забыв закрыть, твой муж уходит, и день весенний тебе подарит обратно жизнь:
И — без раздумий и сожалений
ты снова взмоешь в родную высь.
И будет солнце светить на крыши, на гладь речную и редкий лес. Ты будешь громче грозы и выше любых пределов, любых небес. Ты снова станешь свободной птицей: ладони тянутся к облакам. Весна целует тебя в ресницы, дождинки прыгают по щекам. Коса волнуется змейкой яркой, стучится сердце: ура, ура!
…А он, вернувшись, найдёт под лавкой
два снежно-белых твои пера.;