Листья едва народились...

 
Листья едва народились, а велено им шуметь.
Трутся младенческие бока, дождевая плеть
хлещет спины, словно они виноваты -
нежная, бестолковая ребятня… Брат ударяет брата,
щелчки пощёчин, и ветер, войдя в роль Яго,
наушничает, подталкивает ватагу
к чему-то спонтанному – может, поэтому
шум выходит такой тревожный. Где-то
ниже, на кипящей реке, лодки вздрагивают у причала,
и чайка так жмётся к опоре моста, будто никогда не летала.