Есенин - русский великий поэт. Ни в одном из поэтов 20-ого века русский дух не носил такой концентрации, не возвышался так высоко над другими поэтами эпохи и не был так народен. Вот уж действительно он был рождён, чтобы стать любимым народным поэтом.
В 20, 30, 40 и 50-ые годы советская идеология не признавала его. Он был осужден и вычеркнут из советской действительности. Сталину и его политическому режиму нужны были поэты, восхвалявшие советских вождей и их идеологию, основанную на марксизме - ленинизме. Есенин был объявлен запрещённым поэтом. Он по своим убеждениям был противником советской идеологии, а равно и советской власти. Чувствуя многие завихрения в головах поэтов - его современников, Сергей Есенин в поэме "Гуляй поле" писал:
"Уж сколько лет наш скверный быт
Утратил мирные глаголы."
Поэт по природе своей - альтруист, возненавидел учение, воспевающую классовую борьбу во всех её проявлениях, воспевающее классовую ненависть. И с этой точки зрения он сходился во мнениях с другими поэтами. Достаточно вспомнить Волошина, Бунина, Набокова, Иванова, Ходасевича, Павла Васильева, Клюева, Ахматову, Цветаеву и многих других. В период большого красного террора одни из поэтов бежали за границу. Оставшиеся - либо теряли своё призвание, либо уничтожались, как враги народа. Клюев, Цветаева, Васильев, Гумилёв. Другие умирали в ГУЛАГах - советских конц лагерях. И несть им числа.
Есенин не мог не видеть насилия. В конце своей жизни он захлебнулся всей мерзостью и грязью окружающей его жизни. И как ответная реакция - алкоголизм. Вот что писал об этом Анатолий Мариенгоф, его близкий друг и приятель, на глазах которого прошла вся жизнь Есенина, вплоть до его гробовой доски. Привожу выдержку из его романа "Роман без вранья":
"Вот он алкоголик. Беспросветный. С дневным бредом. С пеной на губах.С галлюцинациями,
затемнённым сознанием и... со стихами. Да, он потерял всё: деньги, стыд, последнего друга, любимую женщину, голову в кабаке - только не стихи. Стихи были биением его сердца, Его дыханием. За три минуты до смерти, кровью, выпущенной из вены, на смятом листке, случайно валявшемся на полу, он написал удивительно меткие, созвучные его настроению, строки:
"До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расстованье
Означает встречу впереди.
До свиданья, друг мой. Без руки и слова.
Не грусти и не печаль бровей.
В этой жизни умереть не ново,
Но и жить, конечно, не новей."
Максим Горький встречался с Есениным не раз, слушал его всегда со слезами на глазах. Он говорил, что Есенин, не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой печали полей, любви ко всему живому в мире и милосердия, которое - более всего иного - заслужено человеком. (Из книги М. Горького "Литературные портреты", г. Минск 1986г, стр 351)
Мариенгоф вспоминает: "Творческие способности и возможности Сергея Есенина не слабели, напротив, умножались тем более, чем больше он пьянел. В таком состоянии талант стихотворчества приобретал в нём особую остроту. Он не раз в этом признавался сам:
"Что-то не пишется. А напьюсь ка я сегодня вдрызг, чтобы свежее была голова, тогда, глядишь, и в голову что-нибудь полезет."
Читая Мариенгофа:
Комната двоится. Клён в окне двоится.
Не поднять отяжелевших век.
Часто, часто стал ему преснится
Неотступный чёрный человек.
Уж не он ли, призрак, снова у кровати?
Что же нужно от меня ему?
Сгинь, ведун проклятый,
Сгинь ты, Христа ради.
Ты откуда взялся? - Толком не пойму.
Кто тебе поведал: Горький я пропойца.
Что я скандалист и хулиган.
Журавель не звякнет нынче у колодца,
Потому как нынче я совсем не пьян.
В оловянной кружке, полной алкоголя,
Потонул тяжёлый осовелый взгляд...
Дом родной, деревня, вот оно и поле,
То, чему всегда я несказанно рад.
И слова - не тонут. В голове теснятся.
Что словам запойные грехи,
Если слово к слову и они ложатся
Серебром и золотом в стихи.