Вот – ючусь в каморке,
дважды эмигрант.
Но зато в Нью-Йорке,
на отрогах Анд
(или Апалачей –
я не разберусь;
небоскреб стоячий
выше, чем Эльбрус).
В городе контрастов
всякий жить готов:
рай для педерастов,
негров и... деляг.
И хотя поэтам
русским здесь каюк –
задарма при этом
им положен крюк!
Бросил я Исроэл –
и бегом сюда.
Жисть свою устроил
сходу, без труда.
Мне редактор «Слова»
предоставил job
(не встречал такого
я фасона… блуз).
Впрочем, о Ларисе
Шенкер я молчу:
Вам, генералисси-
мус, пора к врачу.
Мне же в данном иске
требуется тот,
прежний, тель-авивский
расчехвостить сброд.
Оставайтесь, мямли,
дальше задарма
в захолустном Рамле
жрать батон дерьма!
Гойхманы с привоза –
это я о вас.
Вы, маркиза Поза,
в позу становясь,
Впредь мурлычьте Филе
лесть и только лесть.
В этом зоофиле
искра свыше есть –
только если мужу
Вашему бычок
зашвырнули в душу,
как в сливной бачок!
Пекарь он отменный,
скалкой овладел,
а лепить катрены –
не его удел.
Он ведь, сын кухаркин,
косорук, ну и…
слог его захаркан
Липкиным С.И.
Кто еще там – Лукаш
с пафосом набряк?
С виду – ну и сука ж!
А нутром – добряк…
Только вот по части
синтаксиса – це
хлопец ўс;х мордастей,
с пробой на лице.
Филька – тот хоша бы
грамоте учен.
Этот же – в прорабы
двинул, охламон:
падежи так шатки,
что сдавай он дом –
фиг со стройплощадки
выбрался б живьем.
Да неужто не с кем
лажу прополоть?!
Ты себя с Гандлевским
сравнивать погодь. –
Только он не хочет
слухать ни об чем…
Допоешься, кочет –
жахнет кирпичом!
Межуродский Педро,
Лукашев земляк,
потрясает щедро
кукишем за так:
знать, олигофренов
он учил не зря –
эпиграмщик хренов,
мягко говоря;
Их водила молодость
в затхлое лито,
возвела им молодость
Купол шапито!
Блеклые чернила,
кляксы между строк –
Петенька, Педрилло,
что с тобой, дружок?..
Словно кот ученый,
через бурелом
ходит Мотя Черный
поц пи-пи кругом –
и по-эвенкийски
вслух плетет венки,
чтоб у милой киски
налились соски.
А Карабчиевский –
тот и вовсе хват:
как арабчик невский,
кончивший мехмат
(сходство с Арафатом
видим неспроста
мы в его пархатом
профиле Христа);
Тужится сей критик,
пялясь на фемин,
глядь – и опус вытек
из его штанин!
Для газеты «Вести»
сочинять горазд
за день строк по двести
этот... рецензент.
Что за камарилья,
еханый бабай!
В Лукашевом рыле –
Тютчева признай,
в Мотиной блевоте –
левантийский жанр…
Не из той гребете
вы печурки жар!
Филька, муж Сусаннин,
нахлобуча нимб,
что с овцой дехканин,
лезет на Олимп.
Кто ж завел поляков
воплями «vivat»?
Некто Шехтер Яков.
Он и виноват.
Кантор из Одессы,
шмендриков своих
в бесовские мессы
он шпигует стих.
Переставив буквы
в имени его –
различите вдруг вы
ересь, колдовство;
Выйдет: «Ешьте хряков!» –
дьяволов призыв.
Но ведь тут не Краков,
тут ведь Тель-Авив!
Да и ряхой Яков –
просто Сало Сал
(знать, с него Булгаков
Борова писал).
На кустарном сайте
он строчит указ:
«Голодны – кусайте
в ляжку али в таз!
Тех, кто некошерны,
хавать мы должны,
очищать от скверны
города страны!»
Как покрыла копоть
сатанинский лоб!
Как пустилась лопать
сволота вприхлеб!
Втиснулись людишки
в графоманский дом,
жрут без передышки
ближнего с дерьмом;
А еще с учетом,
что друг дружку жрут –
сплошь дерьмо: чего там
соблюдать кашрут!..
Уминайте за две
ражие щеки,
только звать назад вы
бросьте, земляки!
8 июля 2002 г.