Последний день, последний час,
И свет в глазах моих погас.
И нет уж сил, и нет уж слов
Избавить мир от тех оков,
Что сам я для него сковал,
Покуда истины не знал.
Покуда не изведал страх
И шел с улыбкой на устах
На казни тех, кто был столь прав,
Мне лютой смерти пожелав.
Покуда думал, что смогу
Добру противится и злу,
И разницу меж ними зреть,
Не потеряв надежды нить.
Я был столь глуп! Самовлюблен!
Я продал жизнь за злата звон
И за величие идей
Платил судьбой других людей.
Я возводил их на алтарь-
Чужой. Ведь жизни редко жаль-
И кровью теплою, живой
Я омывал венец златой,
Что благородных и рабов
Чтить заставлял выше богов
В умах их к небу вознося
Меня! И только лишь меня!
Взойдя на трон, что создал сам,
Я превратил свой замок в храм.
И среди смертных каждый знал-
Там места нет другим богам!
Гордыня мне застила взор.
Я позабыл, что с давних пор
Тень порождает всякий свет.
Я избежал бы многих бед,
Коль уж тогда среди толпы
Смог различить врага следы.
Уж сколько времени прошло,
А я все помню, как на зло:
И гордый нрав, и строгий взор,
Одежд струящихся узор,
Осанку, поступь, говор, смех
И непокорность, как на грех,
Что пуще прочего влекла
Туда, где гибель стерегла.
Я восхищен был юной девой,
Желал владеть ей! Словно демон,
Искал возможность обольстить.
Но вышло только лишь пленить.
Дурман и цепи, смерти страх-
Лишь только так в своих руках
Мог удержать девицу ту
Тиран, что мир держал в плену.
Шел день за днем, за годом год.
Казалось будто бы вот-вот
Уж сломлен будет девы дух.
Но вновь и вновь та шепчет вслух:
«Пусть цепи тело обовьют,
Пусть боль и страх с ума сведут!
Как пламя рыжего костра
Я буду лишь себе верна!».
Мной овладела тогда злость:
«Ну что ж, коль мне не удалось
Тебя назвать своей женой,
Пусть рыжий полюбовник твой
Тебя сожрет!» - таков итог.
Приказ был скор и очень строг.
Когда забрезжил лишь рассвет,
Смех палача, как звон монет,
Толпе молчащей обещал
Трагедии стоящий финал.
«В объятьях ласковых огня
Танцуй же, дева, для меня!»
Но только смолк последний крик,
Толпа преобразилась в миг:
Волной холодной штормовой
Она нависла надо мной.
-Ты грешен, царь, - твердил народ, –
Кто грешен, того гибель ждет.
Так ты учил нас много лет.
В словах твоих мы зрели свет.
Ты молвил их, они – закон.
И по нему ты осужден.
Ты солнце юное сгубил,
А значит ты – посланник сил,
Что глад и смерть, войну и мор
Внести желают в каждый дом.
Для тех, чья суть как ночь темна,
Спасенье – всполохи огня.
Но не в объятиях костра
Смерть терпеливая ждала.
Среди людей нашелся тот,
Кто молвил: «Пусть его убьет
Великий свет, что в небесах,
Чей луч плескался в волосах
Той девы, от которой ныне
Лишь прах остался в этом мире.
Неделя минула, иль две,
Как я, распятый на столбе,
Жду своей смерти, а она
Все медлит. Каждая заря
Лишает сил и жжет меня.
Вокруг галдит толпа зевак,
И жажда мучает и глад.
Я о прощеньи не молю –
Я заслужил судьбу свою –
Лишь в нетерпении томлюсь:
Когда же скину жизни груз?