Втор. эпиз. Вы храбрые бойцы, но вас лишь двое!

Сергей Разенков
 (предыдущий фрагмент "Перв. эпиз. Друзья не сельди в бочке!"
  из главы "Королевские мушкетёры". Роман "Миледи и все, все, все"
      http://www.stihi.ru/2016/05/16/2862)

Ночной путь до Немурского предместья
опасен, как любой парижский путь.
Беспечность для прохожих неуместна.
Спецназу короля и то чуть-чуть
присуща осторожность, если честно.

Разбойничий клинок всегда остёр.
Бродить ночами – не игрушки? Вздор!
Без риска ночь в Париже крайне пресна.
Грабители Парижа? Интересно!

Практичен королевский мушкетёр,
однако есть из правил исключенья.
К пивнушке добежать, к  кормушке скор,
а в бегстве от убийц – нет  приключенья!

Таков, к примеру, некий Арамис,
идущий не на всякий компромисс,
что может завести на путь бесчестья.
Итак, маршрут к Немурскому предместью

в предутренней прокладывался тьме…
– Атос, я б мог без женщин жить в тюрьме,
но дамы б наплевали на преграды
  и сами прорывались бы ко мне.

– Чем ярче бабы, тем их страсть темней.
Стремитесь, Арамис, к ним, как к награде,
что нужно сразу спрятать в пятерне.
Цените страсть при всякой кутерьме…

  А вам дождаться лестно баб в тюрьме?
– От женских экзальтаций не в накладе,
родился я на свет, чтоб женщин ради,
прожить жизнь по-мужски.                – В своём уме
прожить нельзя ни при      какой      чуме!

  Да всем им место – в деле уголовном!
– Для них своих сердец, как и  голов, нам
не жаль… От герцогини я свихнусь!
Улыбками Мари я очарован.

В её кругу я не аккредитован,
но вскоре о свиданьях заикнусь.
Ах, чудо адюльтера!                – Он утробен!
– Пикантно и божественно на вкус!

Пусть даже не для всех я благороден,
в любой борьбе за женщин я не трус!
Борьба лишает сил, что      минус,      вроде.
  Но в ней я преуспел, а это плюс!

– Божественность разврата лженаучна.
– Дежурство в Лувре нынче б было скучно,
  когда бы не Мария де Шеврез.
– Отыскивать поклонников поштучно
  она выходит солнцем из-за  туч, но
   с грудями в бой идя наперевес…

Почуяв, что не всё благополучно,
Атос, со шпагой живший неразлучно,
схватился машинально за эфес.
У внутреннего голоса незвучно
есть сила убежденья без словес.
Нося дрова с собой, не суйся в лес.

Остановиться было бы резонно.
Во тьме быть осторожным не позорно.
Помои ли прольются вниз дождём
иль  дьявол  сам и  бесов  тьма при нём?
Опасность впрямь была не иллюзорна.
Рванув из ножен шпагу рефлекторно,
искусно мушкетёр взял на приём
напавших, дружно прыгнувших вдвоём.

Пришлось герою вскоре очень туго:
Атос отбил наскок очередной.
«А где же Арамис»? – не видя друга,
угадывал его он за спиной,
но там пока ни возгласа, ни стона.

Сильна ли оборона глубиной
иль друг не поддержал его достойно?
В тылу, увы, уж не было просторно.

Атос припомнил разом всех чертей,
но близость арамисовых локтей
согрела – в паре сгинуть не зазорно.
В аффекте, ибо в бой вступил он сольно,

Атос окликнул:  – Топчешься  ты где?!
  Меня атаковали не бродяги!
  Со шпагами – как с иглами портняги!
   Немедля     адаптируйся в среде!

И     дважды      заявил друг о себе,
как криком, так и звонкой песней шпаги.
В     азарте     он свиреп иль по злобе,
причин топтаться тоже было две
(срок жизни истекал при каждом шаге):

любой путь к отступленью был закрыт;
напавшие, по виду не бродяги,
пустили грозно в ход ножи и шпаги –
клинки в руках отнюдь не реквизит.

– Да будет ли конец у этой шняги?! –
враг крикнул мушкетёрам. – Где ваш стыд?
  Ваш разум? Надоел ваш акт отваги!
   Сдавайтесь, чтоб      спасти     себя, бедняги!
– Разбойник, ты назойлив, как москит!
  Чем нас дразнить зря вздором передряги,
   подумай о своём могильном прахе! –
ответил Арамис, не лыком шит,
и гонор был отнюдь не нарочит.

Разбойников, устроивших засаду,
предстало целых пятеро. С фасада
отпор давал легко двоим Атос,
чью спину прикрывать мог до упада
проворный Арамис – с него и спрос,

коль он в тылу уступит лишь трём рылам.
А то, что не закончится бой миром,
понятно стало всем: для двух сторон
развязку максимальный даст урон.

Ну а пока ищи счастливой доли
и крепче лишь держи эфес в ладони
и рогом в  супротивника  упрись.

– Мы вас лишь грабим! Дело молодое –
  накопите – вновь будет нам сюрприз.
  Отдайте шпаги, ценности и – брысь!
   Вы – храбрые бойцы, но вас лишь двое! –
не в силах фехтовать, как Арамис
с Атосом, но с надеждою на блиц,
попробовал главарь лишить их воли,
жаль, яростных во тьме не видя лиц. –

  К чему     упрямство     ваше роковое?
   Сочтём вновь дураков! Вас только двое!
– Для разочарованья без границ
  достаточно нам в     трусов     обратиться!
   Не верьте этим  крысам,  Арамис! –
кричал Атос. – Убийцы есть убийцы!

– Тогда вы в     муках     сдохните, тупицы! –
главарь пообещал. – Любой каприз
   за ваши деньги! К вам не подступиться?
    Смерть медленную дарим вам как приз!

Враги намеривались тихой сапой
совсем стеснить бойцов, что шло с трудом.
Главарь так сжился мысленно с оплатой,
что был не в силах думать о другом.

Зато рискнул воспользоваться шляпой
и свёрнутым плащом, чтоб кинуть ком
в лицо Атосу. Как пружина, сжатый,
Атос, с такой уловкою знаком,

был бдителен. Он ком рукою сцапал,
мгновенно закрутил его в дугу
и бросил в нос ближайшему врагу:

– А вот заполучи-ка, пень-колода! –
из грозного врага творя урода,
он в драму боя внёс весёлый штрих.
Налётчик изумился и притих,

ведь он не ждал беды такого рода.
Мгновенно заработав нервный тик,
он слепо пропустил укол в кадык
и тут же осознал боль перехода
в обидный статус «мёртвая природа».

Его напарник вопль издал: «Уй-йа»!
Атос, носком достав пах главаря,
был мастером затей такого рода.

В тот миг, ух, как удачно Арамис
шёл на прорыв: – А ну, посторонись!
Изящный выверт с полу-разворота,

змеиный выпад и – гуляй, клинок,
по тем местам, что враг прикрыть не мог.
Уж пара тел парижским стала сором.
Главарь счёл эти жертвы перебором,

но даже если вспомнил он про морг,
бандиты, что остались мушкетёрам
на окончанье боя под итог,
глядели на зачинщика с укором.

Им, рыцарям кинжала и плаща,
не     смерть     он накануне предвещал,
приправленную уличным декором,
а лёгкую     добычу     обещал.

– Хороший подвернулся нынче повод
избавить мир от вас, от вахлаков.
Вас всех бы в Сену, чтоб очистить город,
  но Сена выйдет враз из берегов, –

был грозен Арамис, хотя и молод.
Из двух его оставшихся врагов
один был не смертельно, но исколот.
Другой – стал неоправданно рисков.

На собственных ошибках перманентно
ловить такого – пара пустяков!
Однако Арамис устал заметно
и тут неясно, чья стезя победна.
Атос пустить пытался густо кровь

серьёзному противнику, чья внешность
скрывалась полумаской (есть краса
в плечах – мужская, в пузе – телеса).
Главарь молчал: смущала неизбежность

того, что и его, как порося,
на вертеле узрят. Где ж безмятежность?
В победу вера выдохлась не вся,
но… отвлекала битая промежность.

Есть совесть – на неё надел узду.
Налётчику не свойственна безгрешность.
Со зла не помолился он кресту.
И рад бы предложить он даже мзду
хоть      чёрту,     чтоб помог без понуканья.
Но чёрт запросит нечто, что за гранью…

Балет бойцов, как бабочек порханье,
но кто ж из них, врагу на поруганье,
кровавую пропашет борозду?
Увидел ли Атос свою звезду,
проснулось ли второе в нём дыханье,

но вскоре завалил он главаря,
как волк матёрый сельского вола.
А как там Арамис – младая поросль?
Отхлынула ль разбойничья волна?
Бандита Арамис заткнул за пояс,
когда Атос пришёл дружку на помощь.
Враг рухнул с ветки жизни, словно овощ.

Последний же из трёх был ранен в грудь.
– Сдавайся, пёс, и дай ответ нам быстро! –
желали мушкетёры вызнать суть,
и жизнь продлили псу лишь на чуть-чуть,
устроив свой допрос из любопытства.
На миг впал Арамис в иезуитство,

украсив сердобольностью свой взор:
– Поведай, кто нам вынес приговор!
Кто нанял вас, убийц, кто был уверен,
что сдохнуть рад затравленным я зверем?!
Не скалься мне улыбкою ханжи!
А ну-ка,      исповедуйся,     коль жив!
  Мне-мне! Я – без пяти минут священник.
– Да сам себе     хозяин     я. Отшельник.
– Ты ж     при    смерти! Как можешь быть ты лжив?!
  Коль ты нам выдашь  истину,  мошенник,
   смерть станет самой лёгкой из нажив.
– От голода беззуб я и плешив.
Мы все тут – слуги герцога де Гиза.
Нас средств существования лишив,
кормя лишь миражами парадиза,
наш герцог, с нас имея барыши,
за службу платит редко –  жаден,  крыса!
Он каждого из нас звал спиногрызом

и как-то  раз прочёл нам манифест.
У вас, мол, парни, руки-ноги есть –
шуршите по ночам и нож вам в руки!
С тех пор мы – мэтры уличной науки.

Будь проклят Гиз, толкнувший на грабёж!
Да я и     сам     по-своему хорош.
Теперь вот тут лежу, слабее мухи.
  Прошу вас, господа, прервите муки…

– Прощай, бедняга! Ты донёс свой крест, –
Атос был твёрд. – Услуга, а не месть…
   …Ну, вот он и сыграл со смертью в жмурки.
   Все сдохли, не попортив нам и шкурки.

   Ночной Париж  банален, Арамис,
   как тактика  грабителей:  роись
   всей шайкою вокруг ночных прохожих,
   чтоб тех, кто грубой силе поддались,
   вытряхивать из собственной их кожи.

    Не все же ведь, как мы – два удальца!
– И этому, похоже, нет конца!
  Ночной Париж – чума, клоака, бездна!
– Патруль! Уходим быстро!                – Значит, бегство?!
  Не уронить бы нашего лица…
– Вы что – принципиальная овца?!
  Наивная, что     вовсе     неуместно!

  Там оставаться разве ж мы б могли?!
  Клинки у нас двоих не из фольги,
  а значит, мы и     сделали     пять трупов.
  Патрульные нам, кстати, не враги,
  а стало быть, заслышав их шаги,
  бежать нам не бесчестно и не глупо,

   бросая, коль мешают, сапоги!
– Атос, вы прежде были членом клуба
  молчальников, а нынче вы – зануда!
– Себя не  узнаю  сам! За долги

  меня Смерть может сделать шизанутым.
   С безумств ночного боя тяжко утром.
– Я сделался  бестактным,  вас журя, –
признался Арамис. – Я груб по будням.
– Мы живы, остальное – мишура…
– Не падайте, Атос!                – Чёрт, кожура!
  В крови  не поскользнёшься, как в объедках!
  Не бойтесь, друг мой, падаю я редко.

  Притом, что схватка вышла недурна,
  смыть кровь с плащей нам нужно поскорей бы.
  Не лень, поди, до самого утра
  патрульным совершать ночные рейды.
  У нас на подкуп денег нет. Пора
   нам алиби себе продумать впрок бы.
– Как минимум, набьём себе утробы
  мы шумно и прилюдно в кабаке.
– У самой Сены в «Пьяном рыбаке».
– Там девки и вино не худшей пробы, –

пропел речитативом девкам гимн
игриво Арамис – певец до гроба...
...А где-то с рвеньем, но едва ль благим,
тащили скороспешно паланкин
парижские моральные уроды…

              (продолжение в http://www.stihi.ru/2016/05/17/2543)