Николай Еремеевич Струйский (1749–1796).
Рисовальщику (а им был искусный Ф. М. Рокотов) удалось передать натуру
порывистую, дикую и вместе с тем восторженную.
Струйского в известном смысле можно назвать человеком удачливым. Отпрыск
старинного дворянского рода, он был “наследник всех своих родных” и обладал
несметным богатством; cумел он и завоевать любовь красивейшей и обаятельнейшей
женщины своего времени – Александры Петровны Озеровой, которая родила ему
18 детей. Он завёл домашний театр, сносно музицировал и был не чужд
архитектуры: сам спроектировал и выстроил две церкви и добился того, чтобы
трехэтажный его особняк в имении Рузаевка, что в Пензенской губернии, был
возведён по чертежам самого В. В. Растрелли.
Дом сей окружала зеркальная гладь проточных озер, утонувших в живописных
рощах и замысловатых кустарниковых лабиринтах – по всем правилам садово-
паркового искусства осьмнадцатого столетия! Хозяин слыл ценителем и тонким
знатоком живописи, разместил в особняке целое собрание первоклассных полотен,
подобранных с изысканным вкусом.
Историки утверждают, что в своей Рузаевке, куда Струйский окончательно
переселился после семилетней службы в лейб-гвардии, он создал особую атмосферу
творчества, духовного тепла и созидания. Казалось бы, сия благодатная почва
должна была подвигнуть его на создание первоклассных шедевров. Ан нет! Судьба,
словно в насмешку, воспламенив его страстью к сочинительству и дав к тому же
редкую возможность (как никакому другому словеснику XVIII века)
незамедлительно печатать любой свой опус, да ещё с отменным полиграфическим
изяществом, при этом забыла наградить литературным талантом! Тем не менее слыл
он человеком недюжинным и был большим оригиналом.
* * * * * * *
Вот фрагмент из его “Епистолы Ея Императорскому Величеству
всепресветлейшей героине Великой Императрице Екатерине II...” (она была
переиздана дважды):
Душа моя ТВОИМ вдруг пламенем возженна?
И мысль моя к ТЕБЕ, ТОБОЮ ж мне вложенна...
Потомство будет знать, что я ТОЕ здесь славил,
Котору целый мир в пример царям поставил.
Воспел часть действиев ТВОИХ и сам Вольтер:
ТВОЙ луч к нему в Ферней, как солнце, полетел!
Все можешь оживить... сама рождаешь пламень!..
Удобна оживить ТЫ и бесчувствен камень.
Cохранились экземпляры первого издания сего произведения, в коих один
из величальных стихов в адрес Екатерины напечатан золотом! Подобное
роскошество изданий Струйского и льстило самолюбию Семирамиды Севера, которая
похвалялась тем, что за сотни верст от Петербурга, в далекой российской
глубинке, процветает типографическое художество. Однако это не помешало
историку XX века А. Е. Зарину охарактеризовать “Епистолу...” как нечто,
отличающееся “полнейшим отсутствием смысла”.
В своем имении Струйский создал подлинный культ Екатерины. Он заказал её
портрет, и, надо сказать, это был один из лучших ее портретов. На обороте
холста Николай Еремеевич оставил такую надпись: “Сию совершенную штуку писала
рука знаменитого художника Ф. Рокотова с того самого оригинала, который он
в Петербурге списывал с императрицы. Писано ко мне от него в Рузаевку 1786
году в декабре...”. А на потолке парадной залы его особняка наличествовал
великолепный плафон с изображением монархини в виде Минервы, восседающей
на облаке в окружении гениев и прочих атрибутов высокой поэзии. Она поражает
стрелами крючкодейство и взяточничество, олицетворяемое сахарными головами,
мешками с деньгами, баранами и т. п. И как венец всему – рядом высится башня
с державным двуглавым орлом...
Николай Еремеевич не в шутку претендовал на звание придворного барда,
наравне с бессмертным Г. Р. Державиным, но удостоился от последнего
иронической эпитафии:
“Средь мшистого сего и влажного толь грота,
Пожалуй, мне скажи, могила эта чья ?
Поэт тут погребен по имени – струя,
А по стихам – болото”. . .
Но если в глазах ценителей литературы Струйский не заслуживает даже
улыбки, он тем не менее интересен как колоритная личность русского XVIII века
и достоин если не снихождения, то во всяком случае понимания и памяти
потомков. . .
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~