Качался маятник, дробилось время. На мутных небесах ни следа от луны…
У замка старого бродили сны и звери, ничто не нарушало тишины/покоя восковых фигур/теней и пыли,
горчащей дымки аромата череды. На черном мраморе танцуют вальс…застыли…
Которой из фигур когда-то станешь ты?
Меж стен/зеркал давно блуждает эхо испуганных нежнейших голосов, рассыпанного, словно жемчуг, смеха – весь мир упрятан под крылами сов, хранящих память о балах и винах, о скрипе узких лестниц, темноте мансард, о каплях пота [сладок грех] на спинах, о ветре южном, проскользнувшем в сад, ласкающем с жестокостью и силой, на землю влажную роняющем листву…
Они здесь были, юны и красивы.
Я здесь была. Во сне и наяву.
Еще сейчас [а время все дробится] в ладонях – липкий страх и губы, словно лед, и слышен странный хохот, и желты глаза у птицы. На коже бледной – тонкий восковой налет.