До востребования, или Об этой нынешней продукции

Евгений Феодоров
                Прекраснейшее искусство рядом с тобой,
                но ты можешь не заметить его.
                Геральд Камбрийский,
                британский историк 13-го века.      
               
               

…и он, мой факультетский однокашник, сказал мне:
- Не суетись! Придумай себе читателя, который как бы на полюсе, и пиши для него. Или представь себе, что ты на необитаемом острове… вот и пиши, закладывай в бутылку и бросай в океан… кто-нибудь выловит! Привет!
     Стихи до востребования… Наверное, есть в этих словах некая сермяжная истина, от которой не откреститься, но и признать/принять которую трудно. И всё же…
     И всё же, верлибры сегодня, наверное, в большей степени «до востребования», чем вся прочая поэтическая «продукция». Кому необходимо, или просто надо, или интересно, тот востребует. Например, С.Аверинцеву верлибры оказались не нужны… ни под каким философским или теоретическим соусом… разве что несколько удивили фактом своего существования в современной литературе.
     В своей заметке «Ритм как теодицея»  С.Аверинцев благосклонно вспомнил «старых поэтов от Клопштока и Гёльдерлина до Тракля и Мандельштама, пожалуй, даже до Элиота и Целана, до скромного Бобровского», некоторые стихотворения которых, как выразился С.Аверинцев, «мы называем верлибрами».
     Не знаю, попадались ли на глаза С.Аверинцеву слова романтически ярых сторонников верлибра о том, что «верлибр – язык бога».  Но – прямо или невзначай – С.Аверинцев как бы не остался в долгу и высказался о верлибре, что «для нынешней продукции надо было бы подобрать другое имя» (вот так… подайте настоящее имя, чтобы верлибр считался фактом литературы… «Что в имени тебе моём?»).
     Назвав верлибры «нынешней продукцией»,  С.Аверинцев поставил их в один ряд с прозой Петера Хандке, которая «нарочито аморфная» и даёт «жуткий, неуютный взгляд на жизнь извне жизни, из какого-то нечеловеческого пространства». И – как констатирующая часть приговора: «…полное отсутствие дисциплины, человеческой выдержки и осанки, нужной, как всегда считалось, именно перед лицом жути». Так что же? Автора (и верлибры – как само собой разумеющееся) из литературы извергнуть, а имя вытоптать? Но это – вульгарно, да и не в воле даже самого мудрого теоретика. И деликатнейший С.Аверинцев просто раскрывает истину силлабо-тонической поэзии – истину, которой не достойны ни Петер Хандке, ни верлибры.
     Этот словесный жест, т.е. уподобление верлибров скандально бесформенной прозе Хандке или, наоборот, аморфной прозы – верлибрам, безнадёжно, по мнению С.Аверинцева, претендующим на своё место в литературе, оказался нужен С.Аверинцеву для развёрнутого суждения о ритме силлаботоники как теодицеи (= оправдание бога).
     Но – нет, оправдание не бога, а строго последовательных хореических, ямбических и прочих ритмов и строфических изысков силлабо-тонического стихотворчества. Вот суждение С.Аверинцева: «… «содержание» - это каждый раз человеческая жизнь, а «форма» - напоминание обо «всём», об «универсуме», о «Божьем мире»; содержание – человеческий голос, а «форма» - всё время наличный органный фон для этого голоса, «музыка сфер»… что-то вроде хора сил небесных – через строфику, через отрешённую стройность ритма».
     Вывод, как и в случае с Петером Хандке, не сформулирован, но он – очевиден: божественна силлаботоника – и безбожен верлибр, у которого ни дисциплины, ни человеческой выдержки, ни нужной осанки.
     Вольная – или невольная? – религиозность на этот раз подвела С.Аверинцева. Мир поэзии, разнообразие форм поэтической речи сузились, ужались в суждениях С.Аверинцева до масштабов силлаботоники. И... бедные же, бедные корейцы, японцы, китайцы, вьетнамцы… они же на протяжении тысячелетий не знали ямбов и хореев и понятия не имели об этом даре божественного Универсума, их голоса в поэзии были начисто лишены «органного фона»… да и европейские народы… только под воздействием повальной христианизации приобщились к древнегреческой ямбо-хореической «музыке сфер»… а русичи вообще позже всех в Европе стали осваивать сперва поэзию виршевую и только в 18-ом веке – силлабо-тоническое стихотворчество.
     Религиозность С.Аверинцева, кровная или нечаянная, не представляется случайной в теме противопоставления силлаботоники и верлибра.
     Если в различных культурах, на разных ступенях цивилизованности, понимая цивилизованность как духовное совершенствование человека, существуют сказочные и мифологические вариации того, что поэзия – дар божий, а поэт – любимец богов, если даже в литературно-критической толкотне вокруг поэзии заметна одна странная особенность всех споров: даже прямо противоположные мнения связаны друг с другом коренной идеей – идеей божественности поэзии, идеей, которая смущает и самых отъявленных атеистов, - то исподволь закрадывается сомнение/подозрение: «А нет ли во всём этом… хотя бы крупицы… ну не зря же и не просто так: поэзия… поэты… искра божья?! а вдруг, а?»


Примечания: 1). С.Аверинцев – авторитетный учёный. Философ, логик, эстетик, литературовед, историк культуры и литературы… Для меня С.Аверинцев – один из ведущих авторитетов (наравне с В.Шкловским и Г.Гачевым). Поэтому и решил начать свою заметку со спора с С.Аверинцевым, чем со стихирными теоретиками. 2). Следующие четыре главки моей заметки посвящены «внутреннему голосу», общему смыслу верлибра, техническим особенностям верлибра, роли верлибра в культуре.