Старый маяк, оббиваемый волнами мертвого моря,
Стоит на утесе порушенных горных хребтов.
И на агатовой глади в жемчужном бесплодном узоре
Скользит его свет, отдаваясь на волю ветров.
Сколько же времени жив этот мрачный немой наблюдатель?
Ответа не знает никто: стены мхом заросли.
Может, веками был нужен, не зря так решил сам Создатель…
Сейчас он один, уж не ходят к нему корабли.
Право дано ему тьму разгонять своим светом безмолвно,
Однако забыт и оставлен всевластной судьбой.
Лишь с перебоями слышны шипящие радиоволны
И всплески несмелые аспидной зыби ночной.
Старый маяк, одиноко смотрящий сквозь сизые тучи,
С достоинством внемлет угрюмой сонате дождя.
Высится гордо в тиши, нарушаемой дверцей скрипучей,
Довольствуясь мыслью, что вскоре суда загудят.
Как же так вышло, что нынче покинута всеми фигура?
Ведь раньше в себе воплощал он спасенья звезду.
Мог бы — ответил: забвение — то человечья натура.
К несчастью, беспамятство не предается суду…
Лик посеребренный лунный взирает на море радушно,
Опалами звезд отражается небо в воде.
Дышит, гоняя по толще несдержанный бриз непослушный,
Седой уж утес, позабывший с веками людей.
Старый маяк независим, как чайки крикливой полеты,
Лавирующей над нефритовым склоном горы.
Борется с гребнями волн, стопоря азуритов высоты,
Как воин он оберегает живые миры.
Бродит по свету молва о бесславном отшельнике-страже,
Ютящемся у хризолитов бескрайних лесов.
Ценит минорную жизнь с одиноким ее антуражем,
В отличие от человеческих алчных сынов.
Знает маяк, что когда-нибудь он пригодится вновь людям,
Считая века, но в душе не теряя надежд.
Пару столетий пусть ждет назначения он в изумруде…
Тем временем образ угаснет и в мнеме невежд.
Старый маяк, нерушимый оплот силы воли и чести,
Стоит, излучая свой свет до чужих берегов.
Старый маяк, не прослывший героем, прикован на месте.
Дареная жизнь отдана им на волю ветров.