И снова падал снег

Светлана Макарова 13
      Божественной казалась эта ночь. Пушистые снежинки искрились в бликах желтых фонарей и мягко падали на ее распущенные волосы и ресницы и, казалось, пытались согреть озябшую душу, растопить заледеневшее сердце далекими воспоминаниями об ушедшей юности.
      Снег громко поскрипывал под ногами, словно напоминая: ты жива! Снег заполнял собой все пространство от неба до земли, отгораживая от мира бредущее в никуда одиночество.
      Ядреный мороз пытался щипать нос и щеки, будто просил: оживи! Очнись! Ускорь шаги, беги, прыгай: ты живая!
      Но измученная душа как озябший котенок сиротливо сжалась в комочек, не желая даже шелохнуться. Душа потеряла ощущение полета и радости, обронила в пути способность мечтать, не заметила, куда подевались Вера, Надежда, Любовь.
      Ее сковал такой леденящий холод, что даже снег сегодня стал казаться теплым.
      Она давно устала доказывать и бороться, она истощилась в поисках смысла происходящего, она сдалась. Или смирилась. Не все ли равно!? Она ведь всегда поднималась, когда ее топтали, она улыбалась даже тогда, когда сильно болела, она верила в силу Добра, несмотря на клевету и предательства, она не познала жажды мести, не имела времени на вражду. Она просто жила, как умела, и тянулась к тому, кто в ней нуждался. Она умела согревать своим теплом и врага, и друга. Она казалась такой твердой и сильной, и ей думалось, что так будет всегда.
      А если случалось, что ее ранили, она пряталась от посторонних глаз и молча  зализывала раны, казня и бичуя в первую очередь только себя. А ранили часто, не пытаясь понять и почувствовать КАК ей больно. Больно и одиноко.
       Она прогоняла отчаянье, она продолжала, наивная, верить в торжество Справедливости, она постоянно училась мириться с действительностью, пыталась найти оправдание даже злу.
       Но всему когда-то наступает предел.
       Сначала душа просто устала.
       Устала от  боли и несправедливости, от праведности и смирения, от страха причинить зло, от незаслуженных обвинений и упреков.
       Устала быть непонятой.
       Устала…
       А потом разочарование бросило ее в состояние безразличия и отчаянья, и душа оцепенела, потеряла ощущение полета и радости, обронила где-то способность мечтать, не заметила, куда подевались Вера, Надежда, Любовь. И озябшим котенком сиротливо сжалась в комочек, желая рассыпаться на маленькие пушистые снежинки и закружиться в объятиях этого мороза, который зачем-то швыряется таким мягким, искристым снегом, тревожит поскрипыванием под ногами, наполняет ароматом бодрящей свежести, пытается согреть ее, озябшую, теплыми воспоминаниями о далекой юности…
       И ведь заставил же все-таки, упрямый, ускорить шаг!
       Заставил вспомнить: ты живая!
       Заставил вдохнуть полной грудью пощипывающий ноздри животворящий  морозный воздух!
       Заставил сказать ее себе: очнись, посмотри вокруг – жизнь не закончилась!   Ты ведь так много еще не успела доделать!
       И это неважно, что так плохо тебе, важно, что ты еще нужна другим. Сыну ли, друзьям, просто людям – какая разница!
       Ты нужна – в этом твой смысл, твое предназначение.
        Пусть не все ладится, не все получается, но если завтра ты сможешь заставить кого-то улыбнуться, кого-то обрести веру или покой сердца, кому-то подаришь частичку своего тепла, кого-то научишь задуматься, значит и для тебя еще не все потеряно…
       … Она набрала полные ладони пушистого, теплого снега. Он таял и стекал с ее пальцев звенящими хрустальными капельками, замерзающими на лету. И вместе с капельками замерзала боль, остывала горечь.
       И оттаивала душа, и звенела забытой радостью в морозном воздухе!
       И возвратившаяся Надежда требовательно торопила полюбоваться этим дурманящим танцем смеющихся в свете желтых фонарей снежинок, торопила надышаться этим необыкновенно сладким морозным воздухом, так напоминающим далекую романтичную юность, торопила наслушаться, как поскрипывает под ногами снег эхом безмятежного детства, требовала испить до капельки всю прелесть этой Божественной ночи, ведь каждое мгновение неповторимо и безвозвратно.
      И она перестала сопротивляться и спорить с неизбежным.
      Она подмигнула желтому фонарю, запустила снежком в важную мохнатую елку, набрала полную грудь пьянящего морозного воздуха и крикнула во Вселенную: Я живая!
      И пускай завтра снова будет больно, и пусть снова будет ускользать из рук соломинка Веры, и пусть снова будет мучить вопрос: для чего? Зачем все это барахтанье против течения жизни?
       Это будет завтра.
       А сегодня – Божественная ночь.
       Сегодня падает на землю теплый пушистый снег.
       А завтра…
       Завтра снова случится что-то такое, что заставит встрепенуться и вспомнить, что каждое мгновение неповторимо и безвозвратно, что надо уметь жить и уметь радоваться этим мгновениям, верить,  что даже после долгого ненастья все равно снова взойдет солнце!
    
      Это неизбежно.

      И так было.
    
      И так будет всегда!