Алёше Парщикову
Мы шли знакомой площадью (Таганской?)
И ты фотографировал ворон,
Потом апрель над нами надругался,
Швыряя град величиной с горох.
Казалось, игроки в напольный тенис
Ушли, но сам с собой играет мяч,
Повсюду скачет и бросает тени
На град, что градом был избит и смят.
Мы спрятались в ближайшей подворотне
И разговор торжественно затих,
Поскольку «вермут», с коего воротит,
Был срочно вскрыт и выпит на двоих.
И потекла легко беседа дальше,
Град прекратился и под сто карат
Вернулось солнце из посёлков дачных,
Из мест, где был никто ему не рад, –
Другой причины мы не находили,
Но следствий ряд отсюда исходил,
И где-то шёл трамвай, и как будильник
Он дребезжал и всё вокруг будил.
Стал воздух чист, лиричен, как анапест,
Уже к стихосложению готов,
И перспективе не мешала накипь
Налипших вдоль окраин облаков.
Мы удалялись, с прочими вещами
Сливаясь, и у входа в гастроном
Один из зрителей, пожав плечами,
Всё это видел, будто бы в кино.
А вслед за ним, его случайный сменщик,
Что выходил, придерживая дверь,
Застыл, не представляя, как же меньше,
Гораздо меньше станем мы теперь.
Мы шли, не замечая сквозь цитаты
Из Жданова, Еремы, что кругом
Всё тот же город, что и был когда-то,
Всё тот же, очевидно, давний год…
И тот, к кому вы долго подходили,
Всё чётче видел вас, и горизонт
Вы заслоняли, и кого любили –
Уже не мог вместить застывший взор.
04.04.2015