Тьма подползает, смыкаясь по кругу.
Я, беспокойно вздыхая во сне,
Видеть не в силах зловещую руку
Что смерть (не жизнь?) тянет тихо ко мне.
Это не страшно, не жутко, не больно.
Это не кара, не грех, не обман.
Вены мои перечерчены кхолем,
А под ресницами ветхий туман.
Мне не расскажут про дальние земли,
Не пропоют по утру воробьи.
Не разозлятся «да внемли ты! Внемли!»
Братья и сестры. Други мои
Мне не покажут секретного места,
Не объяснят, что такое любовь.
И надо мною не склонится Веста.
Просто я сплю, а с груди моей кровь
Капает на обезумевший город,
На перекрытые снегом мосты.
В комнате мечется брошенный морок
Чувствуя пыльную серую стыль,
Чувствуя сбитость дыхания ночи,
Свет фонарей, освещающих путь.
А за рукой появляются очи –
Смерть в них скрывает ужас и жуть.
Ей надоело стоять надо мною,
Ей – только в бар, за бутылку вина,
Чтобы потом, лёжа дома нагою,
Не вспоминать эту ночь и меня.
Я почти мертв, смерть уходит неслышно.
Вдруг появляется тоненький луч.
Я воскресаю (Зачем же, Всевышний?)
С солнцем, явившим себя из–за туч.
Только лишь после, её вспоминая,
Всю эту странную хмурую верть,
Я понимаю, что это больная
Глупая жизнь моя, а не смерть.