Дождь разлетался на осколки.
Капли громко разбивались, раскалывая мысли о весне.
И больно было где-то вне,
А там, внутри, давно уже не больно -
Всё как во сне.
Кислотный скользкий гадкий серый дождь
Застлал просторы чёрных гнусных душ.
Ломай, круши и счастье уничтожь,
Ты б всё отдал, сорвать бы только куш,
Что вышло - посмотри:
Так беспощаден и так жалок этот мир,
Он убивает каждое мгновенье,
Способное улыбки подарить.
А вся эта ваниль и весь зефир -
Всего притворство,
Только приведенье.
Внутри давно уж мрак, давно уж гниль.
Куда скатился мёртвый человек.
Какими мы мечтами нынче дышим?
Дай Бог прожить скорее этот век,
Полнейший роботов в обличие людей,
Чей слух не принимает птичьих трелей,
Лишь хруст купюр и звон монет
Способен выманить тех тварей из постели.
Ты вспомни, милая, когда в последний раз
Любила ты за пламенную душу?
Не за кошелёк, а за цвет глаз,
Не за машину, не за масть,
Бывало?
Нет.
Ведь блеск души не нужен,
Не нужен тон речей и мысли свет,
Нам главное наружность.
Ну, а способны ль вы ещё любить?
Что б прям любить,
Любить не только ночью?
Что бы готовы целый мир убить,
Лишь что б улыбку видеть хоть денёчек,
Но вы же сгнили все.
Любви же нет.
И больно где-то вне,
Совсем не там, где прячутся ромашки,
Засыпанные толстым слоем льда.
Где некогда летали тихо пташки,
За много лет не зацветёт уже весна.
Лишь смог колючий, свалка мёртвых слов
И чёрный дождь окутал эти души,
Задушенные цепями оков.
Но каждый чист и светел для других
И ни одной пылинки на рубашке,
И не одной искры в глазах немых.
Но это лишь снаружи,
Не там, где раньше прятались ромашки.