В глухом плену радиостудий,
в непроходимой тишине,
сидят ответственные люди –
со всей Землёй наедине.
И если самоотреченье -
и впрямь геройства ипостась,
то нет святей предназначенья
и героичнее – поста-с ...
Какой позор, какую чушь бы
ни предписали им прочесть –
они верны веленью службы,
забыв про совесть и про честь.
Восславим дикторов: как часто,
из часа в час, из года в год
они взволнованно и страстно
брехали сутки напролёт!
Непереборчиво, как сводня,
неутомимо, как пчела,
они того клянут сегодня,
кого прославили вчера.
Вещая массам правды гласом –
безбожно часом клеветал
одним и тем же честным басом
один и тот же Левитан...
Так правда с кривдой станцевались –
поди попробуй разними.
Ну, что ж: такая специальность,
такая служба, чёрт возьми!
Ах, как порою у бедняжек
от злости чешется язык.
как хочется издать протяжный,
больной, шальной, звериный зык!
Разоблачить своих хозяев
признаньем честным и простым.
Чтобы редактор, рот раззявив,
у репродуктора застыл...
Но в полу-тюрьмах, полу-кельях
они – рабы! – не смеют сметь...
Жалели шлюх, марух, лакеев –
давайте дикторов жалеть!
Об их печальной доле плачу,
судом нестрогим их сужу...
Но мне пора на передачу:
я тоже диктором служу.
1970