The unspoken, dark-blue and delicate...
Silent is all my land after storm,
And my soul's - a field, vast and limitless,
Breaths with odour of honey and rose.
I've got rest. Years did their matter.
But I don't spell deeds of my past.
As if troika (* three horses, harnessed together), in state of a craziness,
Rolled all over the country at last.
Everywhere is dust. All is trampled.
Vanished under the whistle of evil.
In a wood cell today you feel out
Any leaf, falling down so still.
Isn't it a ring? Or an echo far?
Breast is silent to drink it to brim.
Stop, my soul, today we had rided
Over way of a fortune in wind.
We'll sort out all things, that we'd seen,
The events, which occured in the country,
We'll pardon people, being offended,
Was that our guilt or their one.
I accept all, that was, or not anyway,
Only I'm in a pity, aged thirty -
How little were all my pretences
In my youth, when was drunken to total.
But the young oak-tree, without acorns' yield,
Is as slinky as grass in a field...
Ah, my youth, wild youth, where's it?
Slashing fellow, gold-headed kid!
1925
-----
С.Есенин
***
Несказанное, синее, нежное…
Тих мой край после бурь, после гроз,
И душа моя - поле безбрежное -
Дышит запахом меда и роз.
Я утих. Годы сделали дело,
Но того, что прошло, не кляну.
Словно тройка коней оголтелая
Прокатилась во всю страну.
Напылили кругом. Накопытили.
И пропали под дьявольский свист.
А теперь вот в лесной обители
Даже слышно, как падает лист.
Колокольчик ли? Дальнее эхо ли?
Все спокойно впивает грудь.
Стой, душа, мы с тобой проехали
Через бурный положенный путь.
Разберемся во всем, что видели,
Что случилось, что сталось в стране,
И простим, где нас горько обидели
По чужой и по нашей вине.
Принимаю, что было и не было,
Только жаль на тридцатом году -
Слишком мало я в юности требовал,
Забываясь в кабацком чаду.
Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,
Так же гнется, как в поле трава…
Эх ты, молодость, буйная молодость,
Золотая сорвиголова!
1925