Искусство в массы...

Наталия Ермашова
Ныне это глупость или ложь
Верить в просвещение, по-моему,
Ибо что в помои не вольёшь –
Теми же останется помоями.

Это до предела жёсткое четверостишие Игоря Губермана очень точно характеризовало взаимоотношения обычного оренбургского обывателя  с Мельпоменой. Театр, который располагался в манеже, меньше всего напоминал храм искусств. Там было сыро, дурно пахло, и отсутствовала вентиляция. Опытные театралы советовали непременно пить водку в антрактах, в качестве компенсации неудобств. Представьте себе потёртые кресла, грязный потолок, барьеры лож, оклеенные пошарпанной засаленной бумагой. В общем, разобраться в том, что это театр, а не кабак, без стакана сорокоградусной было весьма проблематично. И уважаемая театральная публика, традиционно приняв на грудь, вела себя в храме лицедейства по-свойски, я бы даже сказала, по-домашнему. Оренбургские театралы запросто щёлкали орехи и грызли семечки непосредственно во время спектаклей. А в антракте стремительно бросались в буфет за напитками, следуя проверенному правилу: пиво без водки – деньги на ветер. И сразу жизнь окрашивалась яркими красками, а высокая сила искусства пробивала аж до внутренних органов. Некоторые кавалеры под впечатлением, почему-то начинали щипать сидящих рядом дам, отчего те визжали громче актёров. После второго акта - вновь антракт, и снова пиво и водка. Как-то на самом интересном месте третьего акта, когда актриса Строганова трагически умирала на сцене, из зала громко выдворяли сильно пьяного театрала, который упорно не хотел покидать храм искусств. Потом опять был антракт, где рекой лились пиво и водка. Публике, в общем-то, уже и не важно было, что там на сцене и о чём, собственно, пьеса. В зрительном зале кипели иные страсти. В четвёртом акте, по сценарию, актёр Корсаков душевно рыдал над трупом жены, а актёр Дьяков лишал жизни мачеху. Публика под действием высокого искусства, а так же принятого горячительного, начала активно реагировать на происходящее громкими репликами, одобряющими убийство злодейки. Самого эмоционального театрала вновь пытались вывести, зритель сопротивлялся как мог. Актёры, забыв слова пьесы, с интересом смотрели в зал. Даже убитая мачеха, приоткрыв один глаз, косилась в сторону галёрки. То есть то, к чему так стремятся лучшие театральные режиссёры мира – добиться максимального взаимодействия происходящего на сцене и зрительного зала, запросто достигалось в грязном обшарпанном провинциальном театре при помощи простого и доступного допинга – многоразового коктейля из пива и водки ещё в 19-м столетии.
В материале использованы документы Оренбургского областного архива, предоставленные Татьяной Судоргиной.