Быть может проживу чуть больше срока,
мне отведённого небесной синевой,
а в час, когда я встану у порога,
то млечный путь расстелет предо мной
рука Владыки от рождения до смерти,
меня ведущая, как куклу на канате,
лежит письмо в заклеенном конверте,
и нет ошибки ни в едином адресате…
И нет ошибки, только чувство долга,
я от него избавиться не в силах,
одна просила, вроде ненадолго,
другая просто, - вовсе не просила;
а лишь смотрела, вопрошала взглядом,
так, словно в душу проникая извне,
лежит письмо с открытым адресатом,
и нет в нём строк с налётом укоризны…
За что винить, ещё придёт расплата,
мосты сведут, покажется так близко,
твоя любовь последняя палата,
окно больничное, увы, не очень низко,
чтобы залезть, режим не нарушая,
да там больных всего лишь только двое,
лежат в обнимку, да друг дружку утешая,
всё вспоминают про ушедшее былое…
Оно им светит с маленькой веранды,
а может быть с широкого карниза,
струятся запахи желанья и лаванды,
он ей маркиз, она ему маркиза;
тот сладкий сон уже изведал вечность,
как эвфемизм фантазии Де Сада,
пишу письмо куда-то в бесконечность
и лобызаю образ адресата…
И лобызаю, и живу, хоть это жизнью
назвать нельзя, одно сплошное бденье,
прости, твои не уберёг я письма,
но сердцем их читаю в каждый день рождения;
в январский и в ноябрьский любимый
до той до самой точки невозврата,
когда шепчу: - "Мой Свет неповторимый,
нет, ты ни в чём, ни в чём не виновата!"
Быть может проживёшь чуть больше срока,
тебе отпущенного звёздной тишиной,
а в час, когда ты встанешь у порога,
то млечный путь расстелет пред тобой
рука Владыки от рождения, а смерти,
а смерти нет, лишь приближение заката,
лежит письмо в заклеенном конверте
и ждёт, когда напишешь адрес адресата…