Жизнь прекрасна за триста от дома морей,
Душу с телом, казалось, сиди себе, грей.
Тело греет кувшин с пиалою, а душу
Не согреешь без близких людей и друзей.
Клясть судьбу, сильных мира сего обличать -
Пользы нет, - наложил на уста я печать.
Лучше раны души с луноликой подругой
У ручья на цветочном ковре врачевать.
Серый дождь, не спросив, целый день моросит.
Притащили меня в этот мир, не спросив.
Вот и я, у себя лишь спросив: что я, сивый? -
С кареглазой решил винной влаги вкусить.
Дни ушедшие тенью преследует нас.
Лучше нынешних будут, - ворчим всякий раз.
Как же нынешним нам становиться мудрее,
Если каждый из нас в днях ушедших увяз?
Не попробовать вновь лет ушедших халвы,
Нет вчерашней воды, нет вчерашней травы…
Не терзай себя, друг, не растрачивай силы,
«Жив еще» все же лучше, чем «жаль» и «увы».
И чего прицепилась к поэзии проза?
Знать бы каждому место: ты - грива, ты - хвост.
Никому не мешала душистая роза -
Взял, сорвал ее ночью какой-то прохвост!
Птица-мать – для нее дорог каждый птенец.
Одинаково любит птенцов и отец.
Так и все мы у Бога любимые дети.
Детям это самим бы понять наконец.
Если ты не желаешь с неправдой дружить,
Знанье с делом стремись в один ряд уложить:
Мало знать и талдычить о совести с правдой,
Хорошо бы по ним научиться и жить.
Если в гости печаль, а за ней следом грусть,
Пусть заходят и даже поселятся пусть,
Ведь с кувшином вина и наполненной чашей
Я печали и грусти совсем не боюсь.
Если тошно с утра, нудный дождь за окном –
Приглашаю тотчас гончара к себе в дом,
С ним проводим весь день в долгих спорах о том,
Кем же были вчера наши чаши с вином.
От пустых мелочей и бессонных ночей,
Бесконечности глупых и умных речей
Стал больным, и решил, что из лучших врачей -
Это чаша с вином и журчащий ручей.
Он – ее без причин обвиняет во всем,
А она – бед причину всегда видит в нем.
Я ж без всяких причин лишь себя обвиняю
В том, что часто свой нос вижу в чаше с вином.
Мы за мир во всем мире – и что из того?
Говорить обо всех - не сказать ничего.
Может, сделать чего: помириться с соседом,
Приютить одного, накормить одного?
Жил в тисках суеты и сетях мелочей,
«Мне не нужен никто! - все кричал. - Я ничей».
И оставил, уйдя в мир иной, за плечами
С мелочами коробку и связку ключей.
Сколь ни странствуй по миру, а тянет домой.
Я на пире чужом от вина не хмельной.
Нет того топчана, нет того винограда,
Где б уснуть под завесой его кружевной.
Молодых манит ночь - их сердца горячи.
Пламя яркой свечи страстно пляшет в ночи.
А сердца стариков манят солнца лучи –
Все ж теплее ночного мерцанья свечи.
Лучше жизнь провести в нищете под забором,
Чем прослыть казнокрадом, без совести вором;
Лучше с чашей вина мне нести всякий вздор,
Чем с имеющим власть - на пиру разговоры.
Не могут ветхие одежды согреть слабеющую грудь.
Никто, ни праведник, ни грешник, не развернет обратно путь.
Не в силах молодость вернуть, увы, царица Неизбежность.
И ты, мой друг, оставь надежды, затеяв то когда-нибудь.
Роза, в капельках нежной росы, как в слезах,
Вертопраху: - Не надо! Не рви меня! Ах!
- Да не все ли равно, - ей в ответ вертопрах, -
На кусте тебе вянуть иль в чьих-то руках?
Из кувшина на свет кое-как муравей
Выползает и мне с возмущением: - Эй!
Почему на бровях я ползу и совею,
Если я не сова и совсем без бровей?
Стонет роза в саду от тоски поутру,
Растрепались ее лепестки на ветру.
- Страсти, страсти хочу, – обращается к ветру.
- С этим, - тот отвечал, - не ко мне - к топору.
К мудрецу, ты попробуй его удержи,
Обратился юнец раз: - Учитель, скажи,
Я влюблен. Отдавать ли ей руку и сердце?
- Все отдай, - тот в ответ, - только ум придержи.
Если в дом постучат сразу десять потерь,
Их приму, распахнув со смирением дверь.
Если б мне не принять все былые потери,
Разве стал бы я тем, кем являюсь теперь?
Затянуло уже сединою виски…
Сад, цветущий вчера, затянули пески.
Не тянул бы, бахши!* Не тяни, виночерпий!
Не втянуло бы с вами в пучину тоски.
*Бахши - народный певец
Виночерпий, скажи, для чего рождены
Мы с тобой, если дни у судьбы сочтены?
Пить вино, говоришь? Лей усерднее в чашу -
Стану пьяный, спрошу у рубаба струны.
Чтоб сегодня тебя не замучил вопрос:
«Что такого гостям на пирушке я нес?» -
Надо было вчера – да простят тебя гости -
Положить на язык себе парочку ос.
Юность кружит каруселью на кисельном берегу.
Скачет молодость газелью быстроногой на лугу.
- И куда они бегут?! - зрелость стонет у бассейна. -
От веселья их доселе мутит. Больше не могу!
Называя других то козел, то змея,
Создавал мир зверей из тебя, из меня…
И хотел, чтобы к лучшему мир изменился,
Забывая при этом себя изменять.
Всё в себе да в себе… как с ума не сойти?!
Вышел раз из себя, чтоб себя обрести.
Вне себя, то и дело сбиваясь с пути,
Понял, как ни крути, от себя не уйти.
Жизнь прекрасна, - твердят мне, - сама по себе.
Да и я в ней хорош тем, что сам по себе
Отчего ж всякий раз недовольный собою,
Всё копаюсь в себе? Может, я не в себе?
- Кто из нас, антилоп, грациознее всех? -
Спорят серна с газелью, изрядно вспотев.
- Может, каждый из вас и имел бы успех,
Но сегодня я сыт, - реагирует лев.
Ждать от осла ума – трясти напрасно ветку
В надежде, упадут с нее монетки.
Когда б скотине ум еще иметь,
Что станет с нею? – Ею станет редкой.
Тут и там без оград и барьеров грызня,
Без конца суета, без начала возня.
Назовите меня вы пустой размазнею,
Я ни там и ни тут – как-нибудь без меня.
Сколько нужно войны? Все война да война…
Нет бы сделать законом на все времена:
Воевать – за столом с содержимым кувшина,
А сдаваться - любимой с бокалом вина.
Сколь ты правду ни бей, ни сажай на ножи,
Сколь ее ни скрывай, ни топчи, ни души,
Не желает она - тошно правде и душно -
Находиться на службе у пагубной лжи.
Если к чаше с вином есть лепешка и рис,
Нет причин унывать, будь доволен, Азиз.
Нам ли знать, что готовит небесный меджлис, -
Может, этот балкон или вон тот карниз.
Что ты кислый, дружище? Какого рожна?!
Сядь и выпей со мной молодого вина.
О прошедшей любви не грусти беспрестанно,
Жизнь сама по себе бесконечно грустна.
Если мир, пребывая, сгорает во зле,
Не спеши доверять свои тайны золе -
Ни себе, ни жене, ни друзьям, ни мулле,
Ни одной, кроме первой, хмельной пиале.
И слугою утех называют меня,
И рабом пиалы называют меня.
Не пора ли уже осуждающим рьяно
Закидать за изъяны камнями меня?
В том, что тело ослабло, стал разумом слаб,
Бесполезно кивать на вино и Зейнаб.
Много сладости ешь, оттого и ослаб,
А теперь ты, увы, этой слабости раб.
К мудрецу как-то раз обратилась девица:
- Ты не мог бы советом со мной поделиться?
- Есть один для тебя: принимайся молиться,
Чтоб тебе от меня поскорей удалиться.
Для одних пусть уже и облезлый, и старый,
Для других пусть кажусь бесшабашным гусаром,
Все ж судьбу не кляну, несмотря на удары,
И еще пригожусь — и с пером, и с дутаром.
Молодая вдова мне стелила постель -
Бархат кожи, волос опьяняющий хмель!
- Что сегодня на ужин? - спросил Мефистофель.
- Да все тот же козел и вся та же газель.
Верить в глупые сказки -Откройся, Сезам! -
Все равно что бесстыжей блудницы слезам.
Из того, что лежит под луной с небесами,
Верю лишь пиале — в ней волшебный бальзам.
Лишь пройдя сквозь иллюзий губительных плен,
Сквозь страницы предательств, потерь и измен,
Вереницы подъемов и скорых падений,
Стал смирен, безразличный к волнам перемен.
Если ты на грехи полагаешь труды,
Каковы же с того ожидаешь плоды?
Если в сердце растишь зависть, гнев и обиды,
Собирай же плоды их в корзину беды.
Что, устал от потерь? Лодка села на мель?
Уложили надолго болезни в постель?
Это, друг мой хороший, Господни метели
Из тебя изгоняют греховный коктейль.
Ноют эти о старости, сетуют – те:
Мол, теперь мы, страдальцы, у жизни в хвосте,
Забывая, что в ней есть своя благодать:
Понуждает уйти от греха к чистоте.
В ушедший день дверей не отворяй,
Дню, что придет, совсем не доверяй,
Но каждый шаг с сегодняшним сверяя,
Себя во всем Всевышнему вверяй.
Жизнь, что лекарь, получше иного врача -
То приложится льдом, то огнем - горяча!
Так меня от потерь и измен излечила -
Еле ноги влачу, над собой хохоча.
Я изъязвлен грехом, на изъяне изъян,
Вечно пьяный смутьян, скандалист и буян,
Я в кривляньях безумных сродни обезьянам,
Но тебе ль за изъяны судить обезьян?
Средь имеющих власть справедливость искать -
Непристойную славу безумца снискать.
Не пристойней ли слава того же безумца,
Если станет он чашу с любимой ласкать?
Я бродяга и бомж, не умеющий жить,
Горький пьяница я, не бросающий пить,
Я грехами уже как проказой изъеден,
Но тебе ли меня за изъяны судить?
Молвят все: он в сетях у красавицы, - пусть.
В сотни уст обвиняют: он пьяница! - пусть.
Нет мне дела до сплетен толпы многоустой,
Пишут письма Творцу в канцелярию пусть.
Неподкупная «правда» газетных страниц,
Обещания благ государственных лиц -
Не сродни ли словам бросить пить горьких пьяниц
Или клятвам в любви похотливых девиц?
В ссоре рок и судьба – словно братец с сестрицей.
Ну и как мне, скажи, с пиалою проститься?
Лишь сестрица ее со стола уберет,
Братец тут же другую подсунуть стремится.
...............................................
Не порочный ли мир вызывает войну?
Мир вранья с воровством не готовит войну?
Как же этому миру дружить с тишиною,
Если в каждой душе ты находишь войну?
1. Мир с войной в хороводе – убийца и друг –
Две судьбы вплетены в заколдованный круг –
Словно смена времен, словно солнце с луною,
Словно радость любви с неизбежностью мук.
2. Мир с войной вплетены в заколдованный круг
Две судьбы в хороводе – убийца и друг –
Словно смена времен, словно солнце с луною,
Словно радость любви с неизбежностью мук.
Мир – оазис, война – это буря и зной.
В сеть пустыни, увы, вплетены мы судьбой.
В вечном круге времен от – войны до покоя –
Постигаем мы истины жизни с тобой.
В круге жизни, мой друг, как ее ни верти,
Мир с войной – это части большого пути.
Всё бредем по земле обреченно, пытаясь
На вопрос «Почему мы?» ответы найти.
.................................................
Влюбленный, не делись ни с другом, ни с муллой.
И помни: грешный мир завистливый и злой.
Влюбленный, стерегись и слов, и лишних взоров,
Завистник прячет меч в халате за полой.
Как угль питает чрево паровоза,
Питать поэзию всегда стремится проза.
Все дело в дозе: даже эта роза
Сгорит от пресыщения навозом.
Сегодня ты в порфире и виссоне,
А завтра за два слова колесован.
У стен твоих слух тоньше, чем у сов,
Ворота рта держи, друг, на засове.