Сигареты, запястья.
Ана, здравствуй. Здравствуй, Мия.
У меня Анорексия и Булимия.
...
Боже, я таю в холодном цвету.
Мне место в сердце занимает клирос.
Я бы хотел одолеть мечту,
К ней я прирос и с нею я вырос.
Видеть прекрасное сквозь облака,
Пусть серыми тучами небо изранено.
Пусть пробивается светом она:
Эта мечта, жить которой - неправильно.
Пусть даже светлое Чадо у ног
Исповедь детскую бросит и, медленно,
Кинет кадилом в израненный бок.
Я буду гробить себя также преданно.
Ведь сквозь прекрасное виден мне Ад,
Который Раем был завуалирован.
Мне все равно. Я, наверное, рад.
В жизни мой клирос так не пульсировал.
...
Послушайте, господин бог!
Вы, говорят, нам препятствия шлете.
Что же, а если кто и занемог,
Вы помогаете? Врете вы, врете.
Дохнем, как мухи. В помосте давлений.
Мы бытие разминаем по полкам.
И, без законченных Богом явлений,
Ходим по самым колючим иголкам.
Святой идеал, точеные кости.
Бледные пальцы и белое эго.
В этой стране мы незваные гости,
Здесь мы белеем только от снега.
Но... О, создатель, я буду биться.
Буду бороться, колоться, страдать,
В тело волшебное смог я влюбиться,
Ана сумеет его мне продать.
В вену, сквозь пальцы. Песком льётся время...
Вижу я солнце, тяну своё бремя.
Падает в воду отцветшее знамя.
В холодном цвету тает и моё пламя.