Ты не ведаешь, что происходит, почему стынет в лёгких воздух;
Да по горлу нещадно бродит неудавшейся бойни пожар.
И за ним, приближаясь робко, подступают ночные звёзды,
Говорящие беспристрастно, что ты молод и очень стар.
Молод телом и стар душою, возлюбивши весь мир по-детски,
Ведь под свистом корявых визгов ты небес смог понять чистоту.
Но не сможешь отныне с грязной жизнью мира жить по-соседски,
Потому что теперь, Болконский, ты постиг небеси высоту.
Здесь не будет отныне сыро, и огня ожидать не стоит,
Ибо мир изменили войны, от которых ты не сбежал.
И пусть сердце почти застыло, но ещё потихоньку воет:
Оставайся лежать покойно, ожидая скупой финал.
Пусть ребёнок растёт сироткой, позабывши твои объятья,
Пусть Наташа выходит за Пьера — она ветрена и вольна,
Только помни момент свой кроткий, изменивший твои понятья,
Что несли слова верного друга, чья история также больна.
Нужно верить, любить и помнить, воспевая людскую силу;
Понимать назначенье жизни, проповедуя чистоту.
Только ты это поздно понял, как и с дубом когда-то было,
От чего изумленно, княже, перешёл основную черту.
И никто тебе больше не нужен: ни Тулон, ни Наташа, ни счастье.
Ты теперь вольным ветром над жизнью распахнешь окна в мир без войны.
Будь же вечно с собою дружен, упади же козырной мастью,
Не жури своих верных качеств, что с рождения богом даны.
Прикрываешь глаза, засыпаешь, обретая покой, свободу,
И бороться за жизнь уж не нужно, все прелюдии ни к чему.
Ты ведь, княже, прекрасно знаешь, что и камень, упавший в воду
Не всплывает на берег жадно, ведь в воде много лучше ему.