Ты живущий!

Елизавета Саволайнен
Тебе, будущий,
От меня, живой, живущей,
Умирающей и, несомненно, умрущей,
Ибо все живущие – будут умершими.

Тебе, будущий,
От меня забытой,
Забывающей, и – забудущей,
Ибо любая память – корыто,
Что после всех чар золотой рыбки
Так и осталось разбитым.

Моих запальчивых пальцев
И спятивших пяток-страдальцев,
Ход по города брусчатке спесивой,
Что лишь в выцветших  фотографиях,
Виден живым и красивым.
Канва времени распята на пяльцах
Иголкой каждого дня –
За стежком – стежок,
За стишком – стишок,
Вышиваю крестиком для тебя
Носовой платок...

И сегодня гладка ткань и бела,
Время смоет краску,
    Погребет тела,
И высокопарность,
        И как жизнь ебла…
Зажелтившуюся тряпку в ящике найдя
           Удивишься тонкой нити,
Недовышитым открытой
           Окантовкой - воткнута игла.

Я – хранитель  старых тайн
             И  сырых ночей,
Покажу, как был изваян
             Забор из кирпичей,
Расскажу о месте казни
              Бывших палачей,
Да забытое сказанье
                Про двоих детей,
Прародитель рода  - Каин
                Не зажёг свечей.
Покажу и дом квадратный,
                Охры с серым цвета,
Да с розовым оттенком,
                Что под натиск ветра
Расправлял лепнину;
Как холодным летом,
                Что в пятьдесят третьем,
Как горячим, дымным,
                Что в году десятом -
Важностью молчанья
                Во времени объятый.

Столь монументальный,
                С богатыми застенками:
Чтобы не повадно
                Нарекать запреты.
Гранитом он одетый
                Даже и не зная,
Сердце тихо ёкнет,
                Да руку пожимая
Ладонь слегка намокнет.



Тебе, будущий,
                Что еще без страха,
От меня живущей,
                На краю стоящей,
Полу-существующей,
                На четверть настоящей,
Что самоцензурою пропахла,
                Что вдыхает воздух
Городской и затхлый.
                От той мелкой сошки,
В зоркости осенней
              По ночам глядящей,
Смотрит на заборную
             Часовую башню.
И кричит с балкона,
            Не боясь быть узнанной,
От меня, от посланной
           К черту или на хер,
Той, что вместо фресок,
          И больших полотен
Вышивает крестиком:
        Материал был плотен.
Тут такая ткань канвы –
      Пальцы сотрёт в кровь,
От той, что каждым  крестиком
    Перечеркивает вновь
Достиженья холуёв и мракобесов.
Каждым крестиком отмечает бывших,
Уничтоженных, лучших, живших,
Тех, что по воле крика с забора
Тех, что по паре слов из квадратного дома
Остались в местах не столь отдаленных.
Не нам зарекаться от тюрем и сумм:
Слишком часто один равен множеству сумм,
Или остаться, запасая перловку
Или лучше собрать котомку:
Складывать головоломку,
Пролезть в иголочную головку,
И искать у канвы этой кромку,
Жирно прошитой красным по левому краю
Суровой ниткой, большим стежками –
Пересечь погнутыми булавочными ногами,
Дабы не огрести булавой двуглавой.

Тебе, будущий,
Еще не рожденный,
Тебя не мерили еще линейкой ровной,
Не взвешивали на весах с гирей.
Тебе, которого нет еще в мире,
Тебе, неотформатированному,
И ненормированному,
Ненумерованному,
Без пеленок…
Тебе не фиксированному патологией – нормой,
Не вкусившему разности меж постным – скоромным,
Тебе, в своем небытии свободному,
Тебе, существующему по времени выше,
В пространстве, что твои дети запишут –
Все забудь и сожги эту вышивку.