Марина Гербер
Чёрные кошки
Черных кошек следы
заметала устало поземка,
дворник, словно хирург,
абортировал тающий снег,
оставляя остатки гряды
за бордюрною кромкой
для прозрачных фигур,
стерегущих летящих во сне.
Ветер гладит рубцы
замороженных яблонь и вишен,
чертит знаки любви
свет, проникший беспечно в окно,
и уходят ночные ловцы
за высокие крыши,
в край, где белые львы
чешут гривы о бивни слонов.
Утро бросит стадам
золотистого времени крошки.
Прожигает во льду полынью
солнца скрученный жгут,
блеет жалобно лунный баран,
но бродячие кошки
ночью снова придут,
оставляя следы на снегу.
Белый слон
- Ты ещё кроха, но станешь скоро
серым собратьям по силе равным.
Он же часами смотрел на горы:
чёрные в белой пустыне раны.
- Грозным оружием будут бивни –
лезвия смерти острее в битвах.
Он облаками бродил и ливнем
землю поил, как святой молитвой.
- Жаркие дни впереди, дружище,
солнце сковало мечи для славы.
Он лишь молчал у дверей жилища,
где преклоняли колени травы.
- Ночь коротка в ожиданье боя,
«Око за око!» - наследство предков.
Он улыбнулся: «С вождём не спорят,
звёзды случайно сгорают редко».
Тихо ушёл на рассвете в небо,
небо, не знавшее алых пятен,
в белое утро, белее снега,
горечь войны навсегда утратив.
Стеклянный мир, лишенный праведных основ
Стеклянный мир с тысячелетьями оков
под вздохи купола безвольно умирает.
Ищу себя, скользя по лабиринту снов,
среди звенящих льдов, что душу обнажают.
Бегу по кругу… растирают жернова
картинки памяти, застрявшие в столетьях,
и, подбирая к ним похожие слова,
ищу себя среди осколков междометий.
Я вновь тонирую все буквы неспроста,
те, что смогла найти в старинных манускриптах.
Кто вам сказал, что растворились голоса?
Они покоятся на струнах вечной скрипки.
Ищу себя, скользя по лабиринту снов,
среди воскресших льдов, что душу обнажают.
Стеклянный мир, лишенный праведных основ…
И ветра стон, что купол неба обжигает…