«Война.» Самое страшное на войне – вспомнить, что все это реально. Закрываешь глаза и слышишь… звуки разрывающихся снарядов. Ты припадаешь к холодной земле окопа, пока мужчины носятся из стороны в сторону, что-то выкрикивают. Но в следующую минуту ты не слышишь и их…а только резкие хлопки автоматной очереди и снаряды, разрывающие тишину на куски. Как же мне было страшно…
Когда Германия объявила Советскому Союзу войну, я успела закончить шестой класс. И тут – как гром средь ясного неба - «Война». Со всех углов было слышно «Война пришла. Немец идет. Немец наступает на нашу родину. Долой гада. Встанем на защиту родных земель! Вставай, страна широкая! Вставай на смертный бой!»
Мы не понимали, что это значит. Что такое война? Ведь на моей памяти в нее играли только мальчики во дворе – роль ружей и пистолетов выполняли найденные палки. А тут…настоящие сражения с трупами, кровью. Со слезами и тысячами сирот. С концентрационными лагерями и толпами фрицев, которые топтали своим сапогом нашу родную землю. Русскую землю.
Сентябрьской ночью 1942 года я была там, в самом пекле – Сталинграде. До сих пор я помню как взрывались снаряды и как в городе было светло, словно днем – хотя стояла кромешная тьма. Багровые зарева войны полыхали над городом. Огненной гирляндой над передним краем висели разноцветные ракеты, осветительные бомбы, снаряды. Фашисты просматривают каждый шаг – каждый миллиметр родной земли. Они ищут тех, кем можно поживиться – кого можно пустить в утиль, а кого…лучше и не вспоминать. Никто не вернулся живым.
Впереди – высокий берег полноводной и шумной реки, а за плечами темно-красная, от крови русского и немецкого солдата, Волга. Сейчас она похожа на величественную красавицу, которая застыла перед важным шагом. Волга бурлит. Да. Именно бурлит, словно она котел с закипающей водой. В нее падают бомбы и снаряды – противник бьет по переправе. И кажется, что ты находишься в адском пекле.
Меня вместе с младшим братом переправляли почти вброд. Нашу лодку перевернуло от упавшей рядом бомбы, которая вызвала на воде высокий фонтан брызг. Кричали люди. Плакали дети. Подумать только – еще бы каких-то два метра и от нас бы остались только куски безжизненного мяса.
- Мне страшно, - шептал Коленька, прижимаясь к моему боку, держась своими маленькими ножками и стараясь не соскользнуть в холодной реке.
- Все будет хорошо, маленький. Будет... – Он не спрашивал куда делась мама и почти никогда – куда папа.
Мы остались совсем одни. Отец ушел на фронт еще в начале войны. Его позвали на передовую. Назад не вернулся даже цинковый гроб – только похоронка. Брат ушел в партизаны, но так и не вернулся. А мать... она повесилась несколько дней назад в сарае. Я нашла ее труп, подвешенный к перекладине на потолке. Мы похоронили маму на заднем дворе. Присыпали могилу землей и сколотили косой крест. Поминок почти не было. Так, постояли у могилы. Коленька снял шапку, я молча плакала, закусив губу.
Один офицер сказал, что в тылу требуются работники на заводе. Мне нужна была любая работа, с которой могла бы справиться. На мне остался Коля – а его, и себя, надо кормить. Хлеб просто так не дают. Его надо заработать. А так хотелось кушать…
За то ужасное военное время я только и помню, как мне было холодно и как сильно хотелось есть. Шла зима. А это значит, что даже из травы не сварить похлебки. Но у меня за шиворотом было спрятано несколько картофелин. Нам с Колей будет что есть хотя бы на этой неделе. Но что будет на следующей.
Снаряд разорвался в опасной от нас близости, меня бросило в сторону, но я крепко вцепилась в брата – он единственное, что сейчас спасало меня от мысли о том, что бы уйти из жизни. Его маленькое исхудавшее тельце доверчиво жалось ко мне. Он понимал, что я не оставлю его одного. Что бы ни случилось. Барахтаясь в мутной воде реки я пробиралась за остальными, затаиваясь, когда приказывали и гребя вперед – когда давали знак.
Одному Богу известно как мы добрались до берега. Нас не убило снарядом, у нас были все конечности и мы остались живы. Словно это сам Господь поцеловал нас в лоб. В этот момент я ненавидела все: этот мир, мерзавцев немцев и то, что мать так предательски бежала из этого мира.
После яркого, золотисто-желтого света горящего города, тут, в пролеске было темно, как и должно было быть ночью. Я пробиралась через кусты за остальными, держа Колю крепко за руку, что бы он не отставал. Его маленькие ножки не успевали делать шаги, но он стоически продолжал идти вперед. И тут…мне показалось, что на нас кто-то бежит, я сделала шаг в сторону, ближе к окраине дорожки в пролесье. Коля что-то закричал и дернулся туда, вглубь и мрак. Я побежала за ним. Раскрывая руками ветки, но они все равно били меня по лицу, я помню как пахло хвоей. Словно и нет войны…словно и нет того ужаса.
Коля бежал далеко впереди и я успела его догнать – но слишком поздно. Раздался громкий взрыв.
Мы с братом погибли 4 сентября 1942 года под Сталинградом. Нас похоронили в общей могиле. Старший брат вернулся домой после войны и нашел дом разрушенным и сгоревшим до основания. Он так и не узнал, что случилось с нами. Каждый год Ваня приходит на парад в нашем городе и каждый год он опускает на могилу неизвестного солдата две белые розы. Одну мне, а вторую – Коленьке.
15.05.2015 год (Матвеева Надежда)