---76---
Общество делает из нас самоубийц, предателей и тварей.
---77---
У нее в груди что-то громко щелкнуло, звук, отдаваясь эхом в ее душе, распространился по всему пространству этой темноты. Она опустила голову и не смогла сдержать слез, которые полились из ее светлых глаз океаном несбывшихся надежд и жалких разочарований. В голове отчетливо слышались осуждающие крики, что окружали и обезоруживали несчастную девушку, стоящую на крутом уступе пред непроглядной черной пропастью. Та словно ждала любой ошибки с ее стороны, чтобы, наконец, забрать ее полностью, со всеми ее горькими слезами, внутренним криком, что не прекращался уже давно, с этими окровавленными руками, с тем же сладким, но разбитым сердцем, с ее светящейся от слез щеками, со всем, что у нее было и чего не было, - она с радостью поглотит и не вернет обратно, как бы ты потом не умоляла вернуться назад.
---78---
Содрогаясь в лихорадочном вдохе, он крепко обнял меня, да так, что у нас обоих сдавило легкие. Я вздрогнула, услышав его дрожащий голос.
Он прижал меня к себе еще сильнее, я почувствовала, как его слеза упала мне на плечо, а по моей коже побежали тысячи мурашек. Что-то странное начало зарождаться в груди, теплое, но покалывающее чувство в ладонях оставляло меня в сознании, не давая провалиться в сон. Единственное, что я осознавала - это его любовь, столь нежную, теплую, но безумно болезненную и безответную.
---79---
Я содрогаюсь от одной лишь мысли, что без меня твоя жизнь нисколько не изменится, более того, продолжит идти, как шла раньше, будто меня не существовало вовсе, будто всего, что между нами было, на самом деле и не было, словно это лишь иллюзия, обман, созданные чьим-то больным воображением. Глотая слезы, что подступают все ближе, уже касаясь длинных ресниц, мне остается лишь содрогаться в страхе, поддаваясь столь мучительным и болезненным рассуждениям, и анализировать все то, что между нами было, есть или могло бы быть... Но не получилось.
---80---
Он зарождал во мне странное, неизвестное до этого чувство: что-то сродни нежности, переплетенной душащей страстью, с частичками ревности и горькими специями под этикеткой гнева. Всякая ошибка с его стороны вызывала во мне приступ ярости, негодования, но любое его ласковое слово после успокаивало буру в моей душе. Он был моим всем, и одновременно не принадлежал мне. Между нами было некое ощущение незавершенности, будто что-то между нами должно было зародиться более теплое, доброе, серьезное, прежде всего. Но этого не случилось и, потому, любое его слово, теперь, так сильно и больно ранит мою и без того хрупкую душу.