себе и своей хандре
Телу жизнь велика, а заразе-душе тесна.
Стыдно псов обижать, но надежда - такая сука...
Нарывают, не выдрать, в налипших осколках сна
несъедобные мысли, застрявшие в чёрной дыре рассудка.
Как раздувшийся труп, расползается тухлый день.
Кто-то звёзды считает, я - камни, и первый вот он,
впился в ногу... Спасибо, я знаю, куда глядеть,
чтоб не вымазать небо: цвет собственных глаз вызывает рвоту.
Путь не любит хромых, как и встречные - грустных рож.
Кто одарит плевком, кто советом, как стать счастливым:
"Полюби себя! Верь: жизнь - подарок, а мир хорош.
Нюхай ландыш, ешь прану. Хоть сдохни, а выучись позитиву!
Еле терпит стекло - так мутит срисовать, как есть,
горб, болотистость щёк, заскорузлость в упрямстве пяток,
окосевший молчанием рот (заорать бы сейчас: О, йес!
Жизнь - вовек не расплатишься, мир - чудо, но... без меня, ребята!)
Нет, такое любить - мазохизм. А кого люблю -
жаль до хинной слезы. Почему? Просто... вот представь, как
ты полюблен коровьей лепёшкой. Что делать? Плюнь,
морщась, выскажись крепче и тщательно вытри каблук о травку.
...Ни сползти, ни убить в себе запах. Пока жива,
(фотка маслом: кусочек дерьма место в жизни ищет!)
Удобряй. Не раскидывай грабли: коли дрова,
если хочешь тепла. Вымой окна, чтоб небо казалось чище.
Мучит ночь - светлой сказкой добудь для ребёнка смех.
Гложет голод - сажай хлеб и радость, чеснок и щавель,
и усталость затянет прорехи в дурном уме,
воду вымажет пот не от страха - такое она прощает.
Совесть даст с аппетитом заснуть, не дождавшись, как,
возвратившись, надежда исполнит в зелёной гамме
свой ноктюрн; как откроется небо, и, прыгнув туда, светляк
подмигнёт самой первой из звёзд: "Ну, привет, хромоногий камень!"