Эпическая поэма Шри Ауробиндо «Савитри» основана на древней ведической легенде о преданной жене царевне Савитри, которая силой своей любви и праведности побеждает смерть и возвращает к жизни своего умершего мужа царевича Сатьявана. Шри Ауробиндо раскрывает символическую суть персонажей и сюжета древней легенды и использует ее для выражения собственных духовных постижений и свершений. При создании эпоса он ставил задачу выразить в слове высшие уровни Сверхсознания, доступные человеку, чтобы помочь всем духовным искателям соприкоснуться с этими уровнями и возвыситься до них. Результатом стала грандиозная эпическая поэма в 12 Книгах (49 Песней) общим объемом около 24 000 строк, являющаяся наиболее полным и совершенным выражением уникального мировоззрения и духовного опыта Шри Ауробиндо с его глобальным многомерным синтезом, а также самым большим поэтическим произведением, когда-либо созданным на английском языке.
Эпос «Савитри» представляет собой глубокий органичный синтез восточного и западного миропонимания и культуры, материализма и духовности, мудрости незапамятных веков и научных открытий настоящего, возвышенной классики и смелого модернизма, философии и поэзии, мистики и реализма, откровений прошлого и прозрений будущего. Здесь мы встречаем и поражающие воображение описания всей иерархии проявленных миров, от низших инфернальных царств до трансцендентных божественных сфер, и пронзительные по своей глубине и живой достоверности откровения немыслимых духовных реализаций, и грандиозные прозрения о сотворении мира, о вселенской эволюции, о судьбе человечества. Это откровение великой Надежды, в котором Любовь торжествует над Смертью, а человек, раскрывая истину своего бытия, побеждает враждебных богов и неотвратимый рок.
* * *
Шри Ауробиндо
Sri Aurobindo
САВИТРИ
SAVITRI
Легенда и Символ
A Legend and a Symbol
Книга II. Книга Странника миров
Book II. The Book of the Traveller of the Worlds
Песнь 2. Царства и божества мелкого Разума
Canto 2. The Kingdoms and Godheads of the Little Mind
Великий йогин царь Ашвапати, лидер духовных исканий человечества, совершает могучую Йогу, ища духовную силу, которая могла бы полностью освободить человечество и избавить его от неведения, лжи, страдания и смерти. На первом этапе своей Йоги он раскрывает собственное истинное «я» — свою душу (это описывается в Песни 3 «Йога царя: Йога освобождения души» Книги I «Книги Начал»), затем он преобразует все свое существо в чистый и светоносный сосуд души и благодаря этому в него начинают нисходить все более высокие духовные энергии (это описывается в Песни 5 «Йога царя: Йога свободы и величия духа» Книги I «Книги Начал»). Когда эта духовная трансформация становится достаточно полной, царь-йогин начинает воспринимать тонкие миры и обретает возможность странствовать по ним. Ему открывается вся лестница проявленных миров — от высших божественных сфер до низших инфернальных царств — и он начинает восхождение по всем проявленным уровням Бытия, открывая и осваивая их для человечества и стремясь достичь Источника Проявления, чтобы низвести его высочайшую спасительную Силу в земной мир. Путешествие царя-йогина через миры описывается в Книге II «Савитри» — «Книге Странника миров».
Сначала Странник миров проходит через царства тонкой Материи — ближайшие к нашему грубоматериальному уровню, — где пребывают идеальные архетипы всех материальных форм нашего мира. Далее он движется через миры Жизни, витальной Энергии, низшие и высшие. Он начинает искать причину искажения и падения Жизни при ее нисхождении в материальный мир и нисходит в миры Тьмы, откуда истекает это искажающее влияние. Дойдя до самого их дна, он открывает там Свет: Ад рушится, и Странник оказывается вознесенным в высшие райские обители Богов Жизни. Это прекрасный мир нежной лиричной красоты, утонченной и чувственной, мир божественного наслаждения, восторга, осуществленных грез и желаний Жизни. Но Странник не остается и здесь и идет дальше — в миры Разума.
Прежде всего, ему предстают царства мелкого Разума — это уровни в значительной мере формируют наше ментальное сознание — прежде всего, физический ум, витальный ум и собственно интеллект. Шри Ауробиндо дает великолепное образно-символическое описание этих уровней ума, проявленных в нас.
Полный перевод этой Песни с параллельным текстом подлинника на английском читайте у меня на сайте по прямой ссылке:
www.savitri.su/2-10
ТЕПЕРЬ и это нужно превзойти:
Как всё должны мы на пути превысить,
Пока не утолимся Высочайшим,
В ком мир и «я» реальны и едины, —
Пока мы не поднялись до Того,
Не может наше странствие прерваться.
Всегда безвестно манит цель за грань,
Всегда стремится ввысь зигзаг богов
И ввысь пылает Огнь всходящий духа.
Дыханье то стокрасочного счастья,
Тот образ бренной радости времен,
Лишь более возвышенный и чистый,
Влеком в волнах восторгов беспечальных,
Молотовзбит в единый ритм экстаза,
Та дробь от целочисленного духа,
Что поймана величьем пылким крайностей,
То бытие, живущее в пределах,
Довольное одним касаньем к высшему,
В зенит блаженства взнесено, вобрало
В свой малой бесконечности мирок,
Что создан бренным, но превысил бренность,
Лишь малость Божьей радости безмерной.
В извечное Сейчас простерлись миги,
Бессмертие изведали часы,
Но, утолясь своим высоким смыслом,
На пиках замерли они, чьи главы
На полпути остановились к Небу,
В высь указуя, что им недоступна,
К вершине высочайшей, к грандиозности,
В чьем воздухе они не в силах жить.
К своей высокой, утонченной сфере,
К своим прекрасным крайностям надежным
Маня созданье бренное, что жаждет
В пределах жить, чтоб ощущать сохранность,
Те выси зов отвергли высших странствий.
Блеск, сладость утоленного желанья
Вязали дух к златым столбам блаженства,
Вместить не в силах широту души,
Что алчет взять в жилье всю бесконечность.
Воспоминаньем, мягким, словно травы,
Летучим, словно сон, сокрылись сзади
Тех царств краса и зов, как затихает
Чарующая песнь, смолкая в далях,
На долгом ввысь пути, во ВневремЕнье.
Над ним пылал покой недвижно-белый:
В раздумьях дух обозревал миры,
И, лучезарной друзою небес,
Взбираясь сквозь прозрачность в Свет незримый,
Из тишины и ясности, обширны,
Покойно царства Разума сияли.
Но прежде шел серебро-серый край,
Где Ночь и День сошлись и повенчались,
Страна подвижных, сумрачных лучей,
Рубеж меж чувственным потоком Жизни
И ясным самообладаньем Мысли.
Там неопределенностей альянс
Смятенно правил краем, отведенным
Сомненью и обдуманной догадке,
Свиданию Неведенья и Знанья.
На низшем рубеже своих владений
С трудом свое удерживал господство
Медлительный, подслеповатый ум,
Природой близкий к нам, к земной натуре,
Родня неверной нашей смертной мысли,
Что в небо зрит с земли, с небес на землю,
Не зная ни низин, ни запределий,
Лишь чувствуя себя и внешний мир.
То был наш первый шаг в движеньи вверх
Столь медленном — шаг из души животной
С ее полуосознанностью смутной,
Живущей в толчее событий-форм
В мирке, что ни понять, ни изменить ей;
Лишь движется она от сцены к сцене
Меж горестей и радостей влачится,
Свой краткий век проводит в кратких чувствах.
Идеи, что движут смутный дух во плоти
Дорогами страданья и желанья
Сквозь мир, что силится постигнуть Правду,
Здесь обрели свою Природу-силу.
Здесь зародились формы темной жизни,
Что видит в факте чувств закон всемирный,
О вечности забыв, живет лишь часом,
И тратит вмиг, что скоплено за век:
Тяжеловесный материальный ум,
Что служит телу, коим призван править,
И должен доверять неверным чувствам,
Был создан в том мерцающем тумане.
С трудом плетясь с хромающего старта
На костылях гипотез, аргументов,
Теории превознося как правду,
От полузнанья мыслит он к незнанью
И вечно строит дом свой хрупкий мысли,
И вечно сети рвет, что сам же сплел.
Он, близорукий сумрачный мудрец,
Что собственную тень возмнил собою,
Живет, влекомый чередой минут;
Король, что подчинен своим придворным,
Внемля своим министрам недалеким,
Он утверждает каждый их указ,
Судья, не верящий своим вердиктам,
Глашатай ненадежных постулатов,
Конструктор знанья, не его источник.
Могучий раб своих же инструментов,
Считает он свой приземленный план
Вершиною Природы величайшей;
Не помня роль свою во всех твореньях,
В своей тщеславной скромности-гордыне
Он мнит себя отродьем жалким праха
И в собственных трудах исток свой видит.
Из голого начала человека,
Из тяжкой примитивности земной
Мы всходим к свету вечному и знанью,
Огнем духовным тлен свой озаряя;
Червем ползем мы к будущему взлету,
Ведь в нашем прахе тайно бог взрастает,
И смертный — колыбель бессмертной силы.
В светлячной выси этих тусклых царств,
Где блеск зари, играя с местной мглою,
Дню помогал взрасти, а Ночи сгинуть,
Широким, ясно-блещущим мостом
Ушел он в царство утреннего Света,
В то регентство полувосхода солнца.
Из тех лучей наш разум был рожден
И воссиял уже светилом полным.
Благословленный Духом Мирозданья
Прототипический проворный Разум,
На равных крыльях мысли и сомненья
Держась с трудом, скитался непрестанно
Меж скрытыми концами бытия.
И Тайна задышала в действе жизни;
Неузнанный пестун природных таинств,
Он жизни чудеса слепил из праха:
Он вырезал шаблон для форм вещей
И кров ума возвел в незрячих Ширях.
Мастеровой Кудесник мер и схем,
Он в повтореньи форм воссоздал вечность
И странствующей зрительнице-мысли
Устроил место в театре Несознанья.
Тот Архи-Интеллект в земном пространстве
Нарядами Материи облек
Извечную бесплотную энергию;
Служа воображающему Оку,
Протоны и фотоны проявились,
Чтоб тонкий мир в физический облечь:
Незримое предстало в виде формы,
Неосязаемое ощутилось массой:
Перцепции магическое свойство
Слилось с концепции искусством чудным,
Даруя каждой вещи имя-смысл:
Идея скрылась в артистичность тела,
И в чарах атомарного закона
Был создан чувств мистический сосуд,
Вместив их образ-символ мирозданья.
И даже большее свершилось чудо.
Посредник-свет связал могучесть тела,
Растений и деревьев сны и грезы,
Животного взволнованные чувства
И человека трепетные мысли
С Лучом пресветлым, исходящим свыше.
Он, заверяя право персти мыслить,
Прорезал двери чувств уму плотскОму,
Неведенью добыл орудья знанья.
И кубиками слова он сложил
Фигурную реальности подмену —
Дал мнемоалфавит[1] из знаков-мумий,
Так научив невидящую Силу
Читать ее великие труды.
И самоосознанье погребенное
Восстало в ней — теперь она уж грезит,
Что пробудилась, стала человеком.
Но всё влеклось в Неведеньи как прежде;
Как прежде Знанье не могло прийти
И овладеть изобретеньем этим,
Что мирозданием предстало взору.
Специалист машины жесткой логики
Ее подделку навязал душе;
Изобретателя-ума советник,
Он Истину нарезал на кусочки,
Что восприятью каждого доступны,
Чтоб каждый мог иметь свой рацион
Его уму пригодной мысле-пищи, —
А после он своим искусством-магией
Воссоздал тело Истины убитой:
Полезный, точный и фальшивый робот
Затмил собою тонкий духа взгляд:
Отлаженный блестящий механизм
Теперь работу бога исполнял.
Никто не видел подлинного тела,
Его душа казалась мертвой всем:
Никто не ведал внутреннего взгляда,
Который Истины объемлет цельность;
Всяк восхвалял помпезную подмену.
Но вот из тайных сфер волна низверглась,
Мятежный свет взметнул сверкавший хаос;
Он ввысь взглянул и пиков блеск увидел,
Он внутрь взглянул, и там проснулся бог.
Воображенья пламенный воитель
Призвал свои сияющие рати
Пуститься в неизведанные дали,
Где скрыты все непознанные дива:
Подъемля свой прекрасный чудный лик,
Вдвоем с родимым братом-вдохновеньем
Туманности зажег он в небе мысли.
Ошибка, окантовкой светлой, яркой,
Фриз окаймляла алтаря мистерий;
Мрак — солнце мудрости растил сокрытое,
Миф — знанье молоком питал лучащимся;
Так пестовала Сила мир растущий
С искусством тонким пряча блеск свой полный,
Лелеяла души взраставшей младость,
Ее питая сказкой или притчей,
Чей столь богаче сладостный нектар,
Незрелую богиню в ней поивший,
Чем корм иль сено с пашен Интеллекта,
Его фураж несчетных точных фактов,
Плебейская еда с его полей —
Та, на которой ныне мы тучнеем.
Так из державы утреннего Света
Эфирный мыслеток во прах низлился.
Будя от сна материальный мир;
Его золоторогие стада,
Гуртом вошли в пещеру-сердце мира;
Его новорожденные лучи
Зажглись во взгляде тусклом нашей мглы;
Его младые мысли и мечты
Подвигли ум земли искать, трудиться,
И уповать, и грезить, и творить,
И ощущать касанье красоты,
И постигать себя и мирозданье:
Дитя Златое стало мыслить, видеть.
В тех светлых царствах — Разума начала,
Там — первые его шаги вперед.
Ничто не зная, все постичь алкая,
Он начинает медленный, пытливый
Свой поиск — в изысканьях он всегда,
Вокруг себя ощупывая формы,
Надеясь вещи высшие открыть.
Объят златыми светами зари,
Изобретатель пылкий и смышленый,
Живет он на краю переднем мысли.
Все ж труд его — ребячество, и только,
Как будто космос — ясли, где играет
Малыш-титан в игрушки — ум и жизнь.
Так Разум будто строит из песка
На бреге Времени забавный замок,
Что чудом может простоять немного
В бескрайнем море вечности безвестной.
Тот малый инструмент великой Силы,
Ее исканий острое орудье,
Забавой трудной страстно увлечен:
Ей тяжкий вверен труд — учить Незнанье:
Из первородной Пустоты-Неведенья
Должна пуститься в поиск мысль ее,
Ведь все, чему она должна учить,
Ей прежде предстоит самой освоить,
От сна в пещере пробуждая знанье.
Ведь знанье не приходит к нам как гость,
Что приглашен извне в обитель нашу;
Наперсник, друг заветной нашей сути,
Оно лишь спит за пеленой ума
И под ударами событий жизни
Свой постепенно сбрасывает сон;
Безвидно спит внутри могучий гений:
Поднять его и формою облечь —
Таков великий смысл труда Природы.
Был всюду хаос правды и обмана,
И Ум блуждал в Неведенья туманах;
В себя смотрел он, но не видел Бога.
Дипломатичность мерная Материи
Единственную Истину отвергла,
Чтоб преходящим истинам дать жить,
И в кредо скрыла Божество, в догадке,
Чтобы Мир Неведенья взрастал неспешно
И становился медленно мудрей.
Ту путаницу создал Ум-Монарх,
С мерцающего кряжа в Ночь взирая
В своих сношеньях первых с Несознаньем:
Тот чуждый мрак ему затмляет очи,
И должен осторожность он привить
Стремительным рукам своим в их рвеньи;
Ведь быстро двигаться земля не может —
Лишь медленный прогресс она выносит.
Все ж было в нем могущество иное,
Чем то, что у невидящей земли,
Использовать орудья принужденной
Кустарные, непрочные — времянки,
Что жизнесилой созданы и плотью.
Лишь в образах сомнительных и смутных
Земля всё постигает, видит всё
В опасных всплесках или струйках зренья,
В ничтожных светах-огоньках, зажженных
От прикасаний дум, бредущих слепо.
С души прямым прозреньем незнакома,
Она лишь в спазмах видит, лишь сбирает
И спаивает знанья мелкий лом
И Истине высокой быть велит
Своей убогой нищеты рабыней,
Природы всей мистическую общность
Презрев, она на доли, массы режет
Всецелое, что движется вовек;
Ее мерило для всего — неведенье.
Озарена полувзошедшим солнцем,
В своих владеньях патриарх, провидец,
Та Сила большая, трудясь в пределах,
Владела все же собственным наделом;
По праву силы мыслящей она
Умела познавать и притязала
На виденья младенческую власть.
В ее очах, пусть окаймленных мраком,
Архангела зажегся светлый взгляд,
Чей пламень зоркий формирует мир
И вдохновенье зрит в своих деяньях.
В своей стране она точна, властна,
Но движется в пределах тонкой силы,
Что ограждают ум от шага к солнцу.
Желая выше сюзеренитета,
Она торила путь из Ночи к Свету
И скрытое Всеведенье искала.
Трехтелый карлик-тройца ей служил.
Один — из трех меньшой, но крепко сбитый,
С покатым лбом и челюстью квадратной, —
Умок-пигмей, что ищет жить в оковах,
Вовек дробил, согнувшись, факт и форму.
Во внешнем зреньи поглощен и стиснут,
Он твердо стал на грунт Природы прочный.
Искусный техник, но мыслитель грубый,
Что вклепывает Жизнь в пазы привычки,
Материи покорен тирании,
Шаблонов раб, в которых труд вершит свой,
Сам вяжет он себя тем, что творит.
Подвластный своду абсолютных правил,
В привычках мира видит он Закон,
Ума привычки Истиной считает.
В своем мирке конкретных форм и действ,
Крутясь в идей избитом старом круге
И в повтореньи прежних дел знакомых,
Он жить доволен познанным, обычным.
Он любит свой обжитый старый кров:
Все новое клеймя как дерзкий грех,
Не веря переменам и открытьям,
С опаской он ступает шаг за шагом,
Как бездны гибельной, страшась безвестного.
Невежество свое блюдя рачительно,
Он сторонится приключений, странствий,
Отводит взгляд от блещущих надежд,
Предпочитая прочный грунт вещей
Опасной радости просторов, высей.
И мира медленные впечатленья,
Что в ум его трудящийся внедрились,
Почти неизгладимые печати,
От скудности своей ценней лишь будто;
В воспоминаниях надежных, старых
Обрел он основной свой капитал:
Лишь чувств предметы неопровержимы:
Он истиной зовет лишь внешний факт
И ищет мудрость взглядом приземленным,
Среди вещей известных, дел привычных
Живет он, в них вцепляясь как в перила
Спасенья на Времен опасной лестнице.
Издревле утвержденные пути,
Законы, непреложные вовеки,
Священное наследие былого,
Великого и мертвого, он чтит
Так свято, как завет извечный Неба,
Что человек вовек менять не вправе:
Единый путь, что Бог для жизни создал,
Природы твердый облик неизменный,
Что изменять не должно, — всё лишь часть
Гигантского вселенского уклада.
Улыбкою Хранителя Вселенной
Тот сторож Ум был послан в мир издревле,
Чтоб соблюсти всех видов неизменность,
Чтоб жили твари все в своей стезе.
И кружит он, своей задаче верен,
Без устали в традиций данных круге;
На страже ветхих Времени амбаров
Он у стены обычая всё бдит,
Иль в сумрачных владеньях древней Ночи
Он дремлет на камнях в придворье тесном
И всякий раз встречает грозным лаем,
Как вражью рать, что дом его разрушит,
Незримого непрошенных гостей;
Храня, как верный пес, жилище духа
В ограде чувств, рычит он разъяренно
На всякий новый, незнакомый свет,
Объедки жизни, косточки Материи
Ест в конуре реалий объективных.
И все ж за ним — космическая сила:
Все-Постоянство план хранит вселенский;
Все-Мерность размеряет поступь жизни;
Все-Монотонность зиждет солнц орбиты,
Что бороздят инертное Пространство;
Немой Закон блюдут мильоны видов.
Весь мир храним инертностью громадной,
Лишь неизменность в сути измененья;
В инерции круговорот стихает,
Былое в новом платье роль играет;
Стабильность труд Энергии скрепляет —
Так Шивы грудь несет безмерный танец.
Другой из трех явился — дух-огонь,
Горбун, что шпорил рыжего Онагра[2]:
Ретивый Ум метнулся, львиногривый,
Из Пламени мистического свыше,
Чей пыл великий все миры объемлет
И в сердце бытия пылает алчно,
Ужасный пожирающий клинок.
Отсюда взвился пылкий взгляд Желанья.
Он облачался в тысячи обличий,
Он имена несметные стяжал:
Изменчивость и неопределенность
Его зовут вовек искать Одно:
Мильон дорог во Времени бескрайнем
В витках разнообразья бесконечных
К Единому влекут его всегда.
Всем грудь он жжет двусмысленным огнем.
Свеченьем в водах мрачного потока,
Пылал он к небу, после в ад ввергался;
Он устремлялся к Истине высокой,
Чтобы совлечь ее в мирскую грязь
И Свет ее стяжать в нечистых целях;
Хамелеон златой ли, синий, красный,
Став черным, серым иль багрово-бурым,
Ловил он, слившись с пестрой ветвью жизни,
Манящих мошек радостей ничтожных,
Питая стан роскошный низкой пищей,
Что вскормит страсть его эффектных красок.
Змеей огня с хвостом унылых туч
И с выводком блескучих мыслей-грез
Подняв главу с искреньем пестрых гребней,
Он дымным языком касался знанья.
Водоворот, пустой сосущий воздух,
Он на основе пустоты вздымал
Гигантские запросы, притязанья,
Рожден Ничем и возвращен в Ничто,
Все время он невольно все же рвался
К заветному Чему-то, что есть Всё.
Горя найти, но удержать не в силах,
Он нес клеймо нестойкости блестящей,
Ошибку он стяжал врожденным свойством.
Бездумно, без разбору верил он
Во все, что тешило его надежды,
Ценил златые призраки желанья
И в нереальном жаждал корм добыть.
Во тьме он вскрыл лучистые обличья;
Вперясь в повисший тенью полусвет,
Он прозревал каракули цветные,
Пятнавшие пещеру Воображенья;
Иль мчал, кружась, во тьме предположений
И в объектив фантазии ловил
Блистательные сцены-обещанья,
Что в проблесках восстали скоротечных,
Иль в жизни воздухе запечатлял
Шаги спешащих мимолетных грез,
И отпечатки преходящих Форм
Хранил, обличья прикровенных Сил
И проблески реалий полузримых.
Порыв алчбы настичь и овладеть,
Не сдержанный душою иль рассудком,
Был в нем естественным движеньем главным:
Им начиналось всё, им всё кончалось;
Он жадно тратил жизненные силы,
Пытаясь невозможного достичь:
Он презирал прямой надежный путь
И мчался по извилистым дорожкам,
И, что добыл, бросал для новых чувств;
Он видел свой удел в движеньи к цели
И, чтобы к небу взмыть, бросался в пропасть.
На риск в игре азартной жизни ставя,
Случайный выигрыш мнил он непременным;
Просчеты он не принимал в расчет,
В невежестве уверенном не видя
Закон глубинный бытия стезей,
Провал не мог унять в нем хватки пылкой;
Коль сбылся шанс, то оправдал он все.
Был жизни вкус в попытке, не в победе.
Неясный фаворит в неясных скачках,
Чья мать — инстинкт, отец же — ум витальный,
В забеге первым был он — иль последним.
Все ж не был труд его убог и тщетен;
Растил он семя бесконечной силы
И мог творить возвышенные вещи,
Когда желал, фантазией своей;
Что упустил спокойный интеллект,
Он настигал своей могучей страстью.
Прозрение порыва, взмыв, касалось
Небес, что скрыла Мысль слепящей дымкой,
И в отблесках ловило солнце тайное:
Он даже пустоту хотел изведать
И находил сокровище и в ней.
В нем рдели чувства полуинтуиции;
Он вилы молнии вонзал в незримое.
Во тьме он видел, в свете смутно щурился,
Живя в Неведеньи, влеком неведомым.
Был третий величайшим в тройце Сил.
Ниспослан позже дальним планом мысли,
В безумный, тесный мир, где правит Случай,
В мир грубых чувств и ослепленных дел,
Где неизбежной кажется случайность,
Из трех последним прибыл Интеллект.
Приземистый божок-мастеровой,
Он заперся в своем жилище тесном,
Стоящем на утесе средь Времен.
Адепт первичных замыслов и планов
С печатью дум глубоких на челе,
Со взором проницательным и строгим,
Он занял свой незыблемый престол,
Сильнейший и мудрейший в Тройце гномов.
Вооружась линейкой, линзой, щупом,
Он изучал пытливо мир-объект
И все, что в нем живет и умирает,
Вникал в Пространства тело-вещество
И Времени ловил беглянку-душу,
Вертел в руках и землю, и светила,
Гадал, что проку в этих странных штуках.
Усердной, устремленной, мощной мыслью,
Реальности изобретая схемы,
Чертя извивы планов временны;х,
В медлительных исканиях он множил
Свои об Истине полудогадки:
Не выносящий странного, безвестного,
Не терпящий чудес и аномалий,
Рассудочность вменяя маршу Силы,
Непостижимое считая ясным,
Он тщился чудо-мир свести к законам.
Не зная ничего, всё знать желал он.
Во мрачные оплоты Несознанья,
В которых прежде не бывало мысли,
Ниспослан высочайшим Разуменьем,
Чтоб луч его пролить в пространства Тьмы,
Несовершенный свет, ведущий здесь
Лишь силой чувства, мысли или слова
Заблудших масс блужданья, он всё роет
Природы вещество, процесс, причину.
Чтоб в жизни всё наладить гармонично
Под строгим бдительным контролем мысли,
Он всё воюет с хаосом гигантским;
Невежествен во всем и только зная
Свой скудный ум, блуждающий в исканьях,
Мир от Невежества спасти пришел он.
Работник полновластный сквозь столетья,
Он без сомнений принял труд гигантский,
Все обозрев и все перекроив.
Домишко свой в заводик превратив,
Под дуговыми лампами сидит он,
Могучая согбенная фигура,
Под грохот, лязг и звон своих станков.
Пыл творчества в глазах и взгляд дотошный —
Пластичный материал вселенской Мысли
Он втиснул в жесткие отливки мозга,
В его изобретеньях косных видя
Извечного шаблоны постоянства:
К немой вселенской жажде равнодушен,
Не ведая реалий слишком близких,
Безмолвной мысли, сердца бессловесного,
Кует он кредо, кодексы стальные
Штампует и структуры из металла,
Чтоб жизнь надежно в клетке их замкнуть,
Всего модели-механизмы ладит.
Для мира-яви ткет он мир-идею:
Он вьет из крепких, но бесплотных нитей
Воздушность слов-тенёт абстрактной мысли —
Частичные системы Бесконечного,
Теодицеи[3], карты космогонии —
Чтоб в мифах объяснить необъяснимое.
И вольно в воздухе ума разреженном
Развешивает он неисчислимые
Враждующие жестко философии,
Как будто карты в школе интеллекта,
Ширь Истины затиснув в схему узкую;
В феномена Природы монолите
Он высекает Мысли острием
В прямых и жестких линиях, как рельсы,
По коим сила Миромага мчит,
Науки точные и абсолютные.
На стенах человечьего неведенья,
Гигантских, голых, мыслью чертит он
В понятных знаках демотических[4]
Вкруг иероглифов немых Природы
Свою энциклопедию обширную;
Свои математические знаки,
И числа, и всеточных формул алгебру
Выстраивает он, чтоб все объять
И подвести итог всему, что суще.
На все четыре стороны стремится
Его узорных арабесок вязь,
Будто в одной космической мечети,
Чертя святым стихом его законы,
Искусство шаткой мудрости его,
Подлог его познаний витиеватый.
Искусство то и тот подлог искусный
Есть капитал единственный его.
В своих трудах высокой чистой мысли
И в вознесеньи из ловушки чувств
Не может он ума разрушить стены,
Впустить хоть вспышку абсолютной силы
Иль несомненности небесной свет.
Несметны лики знания его,
Но каждый лик увит чалмой сомненья.
Все вновь неясно, все свелось в ничто.
Монументальны в мастерстве массивном,
Его великие скрижали-мифы,
Что издревле воздвигнуты, вдруг тают,
И, подменяя их, строги, точны,
Знаменья скоротечные приходят;
Движенье непрестанных перемен,
Считает он прогрессом, зачарован:
Вся мысль его — извечный марш бесцельный.
Вершины нет, где твердо встать он может
И всю окинуть взором Беспредельность.
Игрой бесплодной занят Интеллект.
Служить спеша любой идее властной,
Он всех сторон защитник убежденный.
Внемля всем мыслям, он не в силах знать.
Извечный Адвокат в судейском кресле,
Он укрывает логики броней
Неуязвимой ратников несметных,
Что бьются за престол сокрытый Правды,
Иль на коне ретивом аргумента
С копьем риторики наперевес
Сражается в турнире шутовском,
Где невозможно одержать победу.
Испытывая жестко мысли ценности,
Уравновешенный, он восседает
На воздухе широком и пустом,
Чист, отстранен и строго беспристрастен.
Он — словно абсолютный судия,
Но ненадежны все его вердикты,
И Время их обжалует всегда.
Хоть наш светлячный ум в нем видит солнце,
Его познанье не с небес сияет:
Его лучи — фонарный блеск в Ночи;
Сверкающий наряд он шьет Неведенью.
Но притязанья древние его —
Стать в царстве разума монархом высшим,
Мысль — цепью логики сковать надежной,
Стан истины узреть в абстрактной дымке
Лучистой — все утрачены теперь.
Хозяин-раб феноменов конечных,
Он в путь влеком своим порочным зреньем:
Он видит цельный механичный мир,
Что строят для него его орудья.
Впряженный, словно вол, в повозку факта,
Материи дорогой запыленной
Он тащит груз больших тюков-познаний
На бесконечный рынок потребленья.
Он собственного старого трудяги
Теперь помощник — с ним в одной упряжке;
И чувство, что орудий правит властью, —
Арбитр иль господин его исканий.
И ныне факт — его пробирный камень.
Не ведая, что факт — лишь плевел правды,
Он обирает плевелы прилежно,
А сами зерна отметает прочь.
И древняя премудрость тает в прошлом,
И вековая вера меркнет в мифах,
И Бог бежит из бодрствующей мысли,
И прежняя мечта уж не нужна:
Он ищет лишь ключей Природы внешней.
Вникая в свод незыблемых законов,
Из недр Материи, где все сокрыто,
Отрыть он хочет тайны всех вещей —
И видит жадным восхищенным оком
Гигантский деловитый механизм,
Что сам собой построен и загружен, —
Замысловатый, точный ход бесцельный
Отлаженной Случайности-Судьбы:
Сметливый бессознательный прибор,
Искусный, скрупулезный, кропотливый,
В своих трудах являет строгий план,
Развертывает марш непогрешимый —
Без разума творит, без воли деет,
Без цели служит миллионам целей,
Без мысли строит рациональный мир.
Никчемный, безыдейный, беспричинный,
Он вертится зачем-то сам собою:
Инертная, безжизненная Сила,
Стан Неизбежности с главою Смерти,
Вдруг порождает жизнь, затем — сознанье,
А после ищет смысл всего, что суще,
И осознать исток всего стремится.
Наш разум лишь деталь в Машине-мире,
И наша мысль — лишь странная причуда
Правленья непреложного Материи;
Познанья мистиков — обман иль бред:
Душа и дух нам больше не нужны:
Материя — верховная Реальность,
Закон, непререкаемое чудо:
В ней — истина всего, тверда, сурова —
Единственна, проста, извечно суща.
Воздвигнув мир самоубийством странным,
Безумная, губительная трата
Распалась в сонм трудов в пустом Пространстве;
Потом самоистраченная Сила
Вберет обратно все, что расточила, —
Всю ширь без мер, что создала она:
Тем кончится могучий, тщетный труд,
Оставив прежней Пустоту нагую.
Так новая воздвиглась в мире Мысль,
Доказана, всепризнана, всеправна,
Мир объяснив, познав его законы,
Проникнув в молчаливые начала,
Добыв могущество сокрытых сил,
Призвав на службу джиннов Несознанья,
Что спят без дела в коме материальной.
Все было точно, твердо, несомненно.
Но только это здание воздвиглось,
Отделанно, устойчиво, стройно,
На вековой Материи скале, —
Все поползло назад, в сомненья море,
И растворилось прочное строенье
В непрекратимых перемен теченьи:
Ум встретил вдруг бесформенную Силу,
Что порождает формы мирозданья,
Столкнулся вдруг с таинственным незримым,
И молния из Истины неведомой
В нем вызвала испуг, недоумение,
Реальность разобщив бездонно с Познанным —
Все знанья в нем предстали вдруг Неведеньем.
Вновь мир предстал чудесной тканью чар,
Волшебным действом в космосе волшебном,
Непостижимой магией бездонной,
Исток которой скрыт в Неизъяснимом.
Вновь предстоим мы пред Неисследимым.
В крушении всех ценностей великом,
Когда трещит по швам картина мира,
В распаде, громе рухнувших работ,
Ум потерял понятный космос свой,
Что долго сооружал он и хранил.
Остался танец квантовых частиц
Иль случая неровный шаг нетвердый
В Энергии гигантском резвом вихре:
Движенье без конца в Пустом без края
Свивало формы без идей, без целей:
Теперь и Неизбежность, и Причина
Бесформенными призраками были;
Материя предстала инцидентом
В потоке бесконечном бытия,
Закон — привычкой механичной силы.
Воззренья, заповеди, идеалы —
Все рухнуло, все потеряло смысл
Иль безмотивно продолжало жить
Средь хаоса, конвульсий, битв, борений.
Идеи яростно на жизнь бросались,
Неистово друг с другом воевали;
Анархия унялась под давлением,
Свобода превратилась в имя призрака:
И созиданье с разрушеньем вместе
Кружились в вальсе, обнимаясь нежно,
На лоне содрогавшейся земли;
Весь мир предстал гигантской пляской Кали.
Так, оступаясь, падая, вставая,
Ум тщился закрепиться в Пустоте,
Искал опоры, почвы под ногами,
Но видел лишь атомистичный Космос,
Лишь взвесь частиц, разреженный субстрат,
Где мир плывет феноменальным ликом.
Лишь видел он движение событий,
Изменчивость Природы многоликой
И расщепленный атом всемогущий,
Незримый, в смерти обретавший силу,
Чтоб убивать иль чтобы созидать.
Один лишь шанс остался Интеллекту,
Чтоб отыскать спасительную силу,
Что человеку даст свободу действий,
От прежних средств избавит ненадежных
И сделает его земли владыкой.
Тогда б, владея первородной Силой,
Стал Интеллект всевластным на земле
И мчал сквозь Времена в своем авто —
Воздвиг бы Государство-абсолют,
Державу абсолютного порядка,
И свел бы жизнь к стандарту-совершенству,
И общество — к механике надежной —
И всё служило б мыслящему роду.
Тогда бы интеллект с наукой вместе,
Не помня о душе, могли бы сладить
Однообразный безмятежный мир
И истиной поверхностной насытить
Исканья вековечные земли,
И втиснуть мысль в единственный шаблон
И грезы Духа — в логику Материи,
Разумным зверем сделать человека
И жизнь его — заводом точным, мерным.
Таким бы стал на темном этом шаре
Природы высший шаг, труда веков,
Движенья эволюции земной —
Таким бы стал венец ее стремленья.
Так было б все, когда бы дух уснул;
И жил бы человек в довольстве мирном,
Природы царь, что прежде был ей раб,
Всемирный хаос обуздав Законом, —
Когда б не взбунтовалось сердце Жизни
И Бог внутри не взмыслил больший план.
Но у Души вселенской много ликов;
Нисходит вдруг прикосновенье свыше,
Чтоб отменить неотвратимый Рок:
Вдруг — поворот, и новый явлен путь.
И выше Истину зрит высший Разум,
Или, познав тщету всего иного,
В самих себе мы обретаем чудно
К преображенью сокровенный ключ.
Тогда из пресмыканья бренных дней
Земли сознанье воспаряет к Солнцу,
И наша жизнь стяжает крылья духа,
И наша мысль едина с Беспредельным.
В лучистых царствах, где восходит Солнце,
Все предстает рожденьем в силу света:
Все, что здесь смешанно или изъянно,
Там чистоту свою хранит и цельность;
Что здесь искажено, извращено,
Там сохраняет свой счастливый облик;
Всё ж всё — лишь шаг один, этап моментный.
Посредник восседал в том мире светлом,
Обозревая все свои труды
И ощущая чудо в них и силу,
Но выше Истину в них сознавая
И мощь за ликом Времени познав.
Он исполнял вмененную задачу
И подчинялся знанью, что дано,
Алкая сердцем высших идеалов,
Из света устремляясь в больший свет:
Его стеснял блестящий круг-барьер,
И, тем пределам верный, он трудился,
Не преступая сфер своих, но зная,
Что высший, широчайший взгляд его
Иль самое могучее деянье —
Лишь полупоиск, переход, этап.
Ведь не Умом воздвигнуто творенье
И не Уму дано увидеть Правду,
Что сквозь завесы чувств, покровы мыслей
Так трудно обнажает духа взгляд,
Превозмогая средств его изъянность:
Ведь мелкий Ум к вещам привязан мелким:
В нем дух лишь осязает внешний мир,
Полупроснувшись в безднах Несознанья;
Своих существ и форм вовне он ищет,
Словно бредя наощупь в тьме Неведенья.
В сосуде этом маленьком, в отливке
Ума и чувств ребяческих, незрелых
Желанье — плач дитяти о блаженстве,
А интеллект — лишь мастер по игрушкам,
Судья-игрок в сомнительной игре.
Но та, которой служат эти гномы,
Природу знает их и с ясным взором
Избрала ограниченный их путь
Для достижения далекой цели,
И мир, что создан ею, — лишь отчет,
Что странницей на полпути написан
В попытках истину вещей открыть,
Шагая от неведенья к неведенью:
Ничто не познано, пока хоть что-то скрыто;
Лишь все узрев, ты Истину познаешь.
Плененная Всеобщим, что Едино,
Она взыскует больший свет, чем свой;
Сокрытый культами ее и кредо,
Уже ей приоткрылся Божий лик:
Уже она постигла, что пока
Нашла лишь форму или одеянье,
Но в ней надежда издревле не гаснет
Его увидеть в сердце у себя,
Его реальности изведать тело.
Пока ж видна лишь маска, не чело —
Хоть иногда блеснут два тайных ока:
Рассудку не сорвать блестящей маски,
Он только добавляет блеска ей;
Он Неделимое в тюки пакует;
Объять не в силах Истины бескрайней,
Он лишь кромсает знание на части
Иль в толщах туч высматривает солнце:
Он все же видит, не осознавая,
В обличьях ограниченных конечного
Несметные аспекты бесконечности.
Однажды просияет Лик сквозь маску,
Вспорхнет из кокона незнанья Мудрость,
Ошибка обратится высшим знаньем:
Как в куколке, в неведении нашем
Незримо Мудрость-бабочка взрастает,
И наши заблужденья на пути
Союз всё с новым знаньем заключают:
Ошибки мрак — лишь темный узел света;
С Неведеньем в обнимку пляшет Мысль
На сером тракте, что петляет к Солнцу.
Персты ее пытаются распутать
Узлы, что странный их связуют брак,
В моменты их супружеских борений
Вдруг блещет иногда Огнь просветленья.
И ныне мысли низлетают свыше,
Что странствуют в величьи одиноком,
Вооружены непогрешимым словом,
Облечены в интуитивный свет,
В котором санкция от Божьих глаз;
Пылая вестью Истины далекой,
Они приходят из преддверий вечности.
Однажды огнь сойдет из беспределий,
И высший Гнозис мир обнимет взором,
Из дальнего всеведенья низлившись
Могучим светоносным океаном,
Неся восторг покойный Односущего,
В глубинном сердце вспыхнув в нас и в мире,
Он Разуму дарует знанье вечное,
Дарует жизни — цель, конец — Неведенью.
А выше в стратосфере бездыханной,
Собою тройцу гномов осеняя,
Стремились к Запредельному без края,
В Пространстве пленены, в стенах небес,
В круговороте дней неудержимом
Прямых проспектов вечности алкая,
Два солнцеоких Гения надмирных,
С высот обозревая все, что суще.
Могучекрылой царственною Силой,
Способной вознести неспешный мир,
Великая парила Жизне-Мысль,
Презревшая обыденного тверди,
Взмывая в голубую беспредельность,
В высь солнечных небес и звездных сфер,
Вдали узрев Бессмертного обитель,
Вдали расслышав голоса Богов.
Иконоборец, сокрушитель догм,
Сметая штурмом Времени оплоты,
Превосходя все рубежи и нормы,
Она рождала пламенные мысли,
Что сквозь столетья свой проносят свет,
Влекла к сверхчеловеческим свершеньям.
Грядущего она вела разведку —
Так далеко, как залететь могла
В своих блистательных великих рейдах
Аэропланов самоокрыленных, —
Судьбы-мечты проведав перспективы.
Постичь способна, но достичь не в силах,
Концепций карты и прозрений планы
Она чертила — слишком грандиозных
Для возведения в Пространстве смертном.
А выше, в широте, где нет опоры,
Творец-имажинист Идей бесплотных,
Не откликаясь воплю жизни, чувства,
Незамутненный чистый Мысле-Разум
Рассматривал космическое действо:
Архангел в запредельном царстве белом
Взирал на мир с высот уединенных,
Светясь в далеком воздухе пустом.
Конец Песни 10
Примечания
[1] Мнемоалфавит (от греч mneme — память) — неологизм образован на основе слов мнемотехника, мнемоника (от греч. mnemonikon — искусство запоминания) — т. е. система специальных приемов или средств, служащих для облегчения запоминания. Наиболее распространенным приемом является организация ассоциативного поля вокруг запоминаемых понятий. Например, элементы воспринимаемой информации могут мысленно привязываться к неким константным в своей последовательности системам, например, располагаться в строго определенных местах какого-либо помещения. В качестве мнемонических могут использоваться достаточно формальные мнемотехнические системы, не имеющие логической связи с новой информацией, но наиболее эффективны такие мнемотехнические приемы, которые позволяют увязать эту информацию с уже имеющейся за счет установления строго логических связей.
[2] Онагр — дикий осел.
[3] Теодицея (греч. theos — Бог и dike — справедливость) — «оправдание Бога», общее обозначение религиозно-философских доктрин, стремящихся согласовать идею «благого» и «разумного» божественного управления миром с наличием мирового зла, «оправдать» это управление перед лицом темных сторон бытия. Термин введен Г.В. Лейбницем в одноименном трактате (1710 г.).
[4] Демотический (фр. demotique < греч. demotikos народный). В сочетаниях: демотическое письмо, демотическая графика (лингв.) — графическая разновидность египетского письма (скорописная форма), представляющая собой упрощение иератического, сакрального, письма, более доступное для масс.
Перевод с английского: Ритам (Дмитрий Мельгунов)
ОМ
***
Я выложил весь свой перевод эпоса Шри Ауробиндо «Савитри» и других его поэтических и прозаических произведений в открытый свободный доступ для всех вас. Пользуйтесь на здоровье и духовный расцвет! :)
Если вы хотите поблагодарить меня какой-либо суммой или поддержать дальнейшую работу по переводу на русский язык новых поэтических и прозаических произведений Шри Ауробиндо,
номер моей карты Сбербанка: 5469 5500 2444 1443
мой Яндекс.Кошелек: 410015517086415
https://money.yandex.ru/to/410015517086415
Мой емейл для связи: savitri (сбк) inbox (тчк) ru
Света, Радости, Гармонии!
***
Полностью перевод этой Песни с параллельным текстом подлинника на английском читайте у меня на сайте по прямой ссылке:
www.savitri.su/2-10
Другие Песни и фрагменты эпоса «Савитри», а также другие поэтические произведения Шри Ауробиндо в моем переводе читайте у меня на сайте:
www.savitri.su
Там же можно приобрести мои уже изданные в печатной форме переводы поэзии и прозы Шри Ауробиндо.
Мой фотопоэтический сайт:
www.ritam-art.com
Полный текст эпоса на английском, а также другие труды Шри Ауробиндо в подлиннике можно загрузить на сайте Ашрама Шри Ауробиндо:
www.sriaurobindoashram.org