Над Псковом отстоял июньский зной.
Душа трепещет – хочет на свободу.
В гранит причальный бьют Великой воды.
Я пиво пью с «копчёной скумбриёй»
(Так мне сказали, подавая рыбку,
Не стал пенять гарсону за ошибку,
и, скумбрией закусывая пиво,
я выглядел уставшим, но счастливым,
вдыхая над неспешною рекой
тепло июня, свежесть и покой).
Что этот город мне в моей возне
мышиной, многолетней, многотрудной?
Он спал во мне, он вызревал подспудно
фурункулом на тыльной стороне.
И вот ужо! И вот уже – я весь
в его пространстве крепостном и встречном.
Я пиво пью и думаю о вечном,
сдувая с пеной родовую спесь.
И если вдруг мне в этот самый миг
привидится, как с небольшой горушки
спускается – о боги! – Саша Пушкин,
поэзии пленительный родник,
сам – русский весь, с негроидной губы
роняющий божественное слово,
я онемею высохшей половой,
оглохну точкой собственной судьбы.
Он подойдет. Он сам заговорит:
«Как наше пиво вам? Вы не были в Тригорском?» -
и город Псков, как шарик под наперстком,
исчезнет в теплых сумерках зари
Вечерней над притихшею рекой.
Благодарю дыхание и случай,
мне давших повод стать на строчку лучше.
Псков. Пиво. Я с «копчёной скумбриёй».