„КОГАТО ВЛАКЪТ ИДЕШЕ” („ПОКА ШЕЛ ПОЕЗД”)
Веселин Симеонов Ханчев (1919-1966 г.)
Болгарские поэты
Перевод: Маргарита Алигер
Веселин Ханчев
КОГАТО ВЛАКЪТ ИДЕШЕ
Вървях в горещите треви на хълма.
Покрай мен,
насапунисани,
черешите се миеха в небето.
Свиреха пчели и ветрове,
а облакът над хълма бавно се люлееше.
Не беше облак,
а перо от птица може би.
Задъхан,
влакът идеше отдолу.
Преминаваше,
невидим зад черешите,
и само веселият му сигнал достигаше до мен.
Сега стрелочникът излиза пред кантона
с флагче в ръка.
Детето маха от прозореца
между латинките.
Една жена дои козата
и замислено се вглежда след вагоните.
Но аз вагоните не виждах.
Те отминаха.
След тях остана дим.
И нищо повече.
Поникна бавно между белите дървета
черна гъба
с голяма старомодна шапка.
Смешна гъба.
Тя има
някъде
отровен двойник.
Някъде
в земята никне
нейният отровен двойник.
Покрай мен
черешите побягнаха нагоре.
Виждах черните им скелети
върху небето.
В тях листата тупаха
и гаснеха като сърца.
Последни влакове гърмяха,
натоварени с мълчание.
Прелитаха
покрай увехнали латинки и деца,
покрай кози
със смъртоносни вимета,
покрай ръце и флагчета,
които дават път
към гара Смърт.
Летяха сенките им,
а тревите се изправяха
да ме ухапят.
По лицето ми се блъскаха
и падаха
пчели.
Отровен мед
течеше
по устата ми,
отворена
за вик.
Но вик не идеше.
Бях струйка дим,
роса,
умряла клетка,
връщаща се милион столетия
назад.
Издигах се
и пак се сливах с облака,
от който бях дошъл.
Пак чувах
рев на динозаври.
Ах, пазете се!
Не беше свирката на влака.
Бе сърцето ми.
То викаше от хълма.
Викаше над цялата земя.
Пазете се!
Един прозрачен облак се люлееше
като перо от птица
в чистото небе над мен.
Веселин Ханчев
ПОКА ШЕЛ ПОЕЗД (перевод с болгарского языка на русский язык: Маргарита Алигер)
Я шел холмом среди горячих трав.
Вокруг меня
черешни, в мыльной пене,
купались в струях голубого неба.
В цветах играли ветерки и пчелы,
и облако качалось над холмом.
Не облако, пожалуй, а перо,
упавшее из птичьего крыла.
Внизу шел поезд, тяжело пыхтя,
невидимый за купами черешен,
и только лишь гудок его веселый
добрался до меня и до вершины.
Наверно, вышел стрелочник с флажком
и встал у будки.
Может быть, ребенок
глядит из-за оранжевых настурций
и машет из окошка.
И женщина, доящая козу,
задумчиво глядит вослед вагонам.
Состав прошел,
оставив только дым
и больше ничего.
Среди деревьев белых
неторопливо вырос черный гриб
в большой и старомодной мягкой шляпе.
Забавный гриб.
Есть у него двойник.
Он тоже вырос где-то на земле –
его двойник, смертельно ядовитый.
Вокруг меня бежали вверх черешни,
но я увидел вдруг на ясном небе
их черные скелеты.
Листья бились,
и гасли, и стихали, как сердца.
Последние на свете поезда
гремели, нагруженные молчаньем,
и проносились мимо вдруг увядших
настурций и детей,
и мимо коз
со смертоносным выменем,
и мимо
обуглившихся рук,
пылающих флажков,
сигналящих о том, что путь открыт,
что путь свободен в направленьи Смерти.
Летели тени,
выпрямлялись травы,
чтобы меня обжечь.
Гудели пчелы,
и ударялись о мое лицо,
и падали,
а ядовитый мед
стекал к моим губам,
раскрывшимся для крика.
Но крика не было –
я был росой,
чуть видной струйкой дыма,
мертвой клеткой,
вернувшейся во глубину веков,
назад, назад на миллион столетий.
Я снова падал,
снова поднимался
и вновь сливался с облаком –
тем самым,
откуда вышел я,
и снова слышал
рев динозавров.
Берегитесь, люди!
Нет, это был не голос паровоза,
а голос сердца, сердца
моего.
С холма кричало сердце над землею,
над всей землею.
Берегитесь, люди!
В прозрачном небе облако качалось,
как перышко,
оброненное птицей.